У меня не стало тела. Я подумал так потому, что перестал видеть свою тень. Еще потому, что слышал, видел и осязал едино. Ни глазами, ни ушами, ни кожей. Но под изменением восприятия окружения, на дальнем плане цвело иное изменение – менее явное, более тонкое, менее понимаемое, более важное. Я перестал чувствовать время. Его постоянный нагоняющий ход затих, истончился и исчез. Я не мог опоздать. Мне не приходилось ждать. Не нужно было торопиться. Оказавшись вне времени, я понял, что такое вечность. Свет собрался в ослепляющую точку, блеснул до самого горизонта, воздух сжался, дрогнул и разжался, вернулось время, тело и его тень. Фонарный свет взмыл в высоту, затмил небо и оставил меня в тревожной бесшумной темнотое, превратившуюся в темноту опущенных век. Кровь снова пульсировала под кожей. Лопатки сводило от холода. Я не открывал глаз, как будто старался удержать неуловимый сон. Было ли виденное сном, откровением, иллюзией? Было ли правдой, метафорой или проявлением? Было ли оно? Моя огромная постигнутая вечность.
Я открыл глаза. Улица была пуста и мокра. Моя машина стояла на месте и приветливо отозвалась на кнопку отключения сигнализации. Я сел на место водителя, открыл бардачок, достал оттуда рваные колготки Лэйлы и поднёс их к лицу. Они пахли возбуждающей солоноватостью. Выезжая из города, я завернул в колготки Лэйлы свои часы и выбросил их на обочину.
Я нажимал на газ, и мотор отзывался ровным тяговитым рокотом. Сгусток памяти, вместивший путешествие в родной город Лэйлы Баньяры, методично удалялся от моего самовосприятия. Слева, над далеким горным массивом восходил рассвет. Все позади. Все почти забыто. Еще чуть-чуть, и все вернётся на круги моя.
Спустя несколько минут стремительной скорости, свет фар выхватил мутный антропоморфный силуэт вдалеке. Он стоял на дороге – на полосе моего движения. Вокруг него асфальт расходился волнами – как концентрический след от брошенного в воду камня. Я посигналил и мигнул дальним светом. Силуэт вытянул руку против направления моего движения. Я перестроился на встречную полосу, потому что не хотел задерживаться в окрестностях Маунт-Гейта ни под каким предлогом. Силуэт перешел на другую полосу вслед за мной. Он совсем не боялся почти двух тонн голодного до скорости металла, рвущегося в его сторону. Я притормозил и снова посигналил. Массив асфальта перед силуэтом потрескался, вырвался из земной тверди, смешался с обочечным грунтом и воздвигся в пыльную тяжелую стену поперек дороги. Я остановился и вышел из машины. Дверь увесисто хлопнула и лязгнула замком. Стена рассыпалась, асфальт осел на места, и трещины зажили. Силуэт, стоявший на дороге в мягкой дымке оседающей пыли, принял четкую форму.