– Мой царь… я так благодарна… я всегда буду предана твоему величеству, – слышал я её едва связную речь.
– Прекрати это, – отмахнулся я, у которого на клятвы после похода на Ханаан началась настоящая аллергия. Теперь, когда я их слышал, перед глазами всё время вставали первосвященник и его дочь.
– Ты по делу пришла или просто покрасоваться? – упал я на стул.
– Мой царь, – Хейра быстро стала вытирать слёзы с глаз, – только сообщить, что ванные для твоего величества готовы, можешь хоть сейчас принять все нужные процедуры.
– О, ванны – это хорошо, – обрадовался я, обращаясь к Бастет, – тебе нужно вообще мыться?
Кошка открыла глаза и задумчиво посмотрела на меня.
«Если только меня оботрут влажным полотенцем, смоченным в приятных травах, похожих на те, какими пахнет она».
Я подошёл, взял на руки богиню и повернулся к Хейре, перетранслировав ей слова Бастет. Та тут же поклонилась и сказала, что доведёт меня до ванных комнат и сама всё сделает, если моя спутница не против. Та была не против, доехала на мне до ванн и затем позволила к себе прикоснуться рукам Хейры, которая с величайшей осторожностью сама стала делать с ней все влажные операции.
Отмокать в ваннах, в которые рабы постоянно держали одну температуру, было сущее удовольствие, так что я привычно позвал охрану, чтобы ко мне позвали тех, кто там был ещё в очереди из ближнего круга.
Первым пришёл обиженный Рехмир, со злостью посмотрев на кошку, баюкая свою раненую руку, но вид Хейры, лично протирающей шерсть животного, заставил его задуматься, и, подойдя ближе ко мне, он поклонился и зашептал:
– Мой царь, кто это?
Я на него посмотрел как на идиота и оставил слова без комментариев. Кошка лишь фыркнула со своей стороны, заставив испугаться Хейру и отдёрнуть от Бастет на мгновение руки. Рехмир покраснел.
– Я понял, мой царь, просто ваша спутница, – постарался он взять себя в руки.
– Чем меньше ты будешь обращать внимание на неё, тем лучше, – ответил я, – то же передай всем интересующимся.
– Мой царь, но она сидит на руках у твоего величества, который не был замечен раньше в большой любви к животным, спит на любимом кресле моего царя, на которое никто не мог раньше даже присесть, – попытался оправдаться он, – это не может не вызывать вопросов у людей. Я уже молчу про сокола, который находится в кабинете твоего величества.