И ещё. С одной стороны, кое-кто из героев повествования на момент окончания этой книги, к счастью, до сих пор жив. И хочется верить, что это с ними продлится ещё долго. Но большинства уже нет. И ужасно осознавать, что многих из этих людей, наверное, уже никто не помнит. Вообще никто. Я последний, кто что-то может о них рассказать. Ну, возможно, в отдельных случаях кто-нибудь очень смутно может вспомнить, что была там какая-то… Но как её звали? Впрочем, даже в этом я сомневаюсь. А ведь жили-то они совсем недавно. И вот они исчезли совершенно. Могилы заброшены, фотографий не осталось, нет никаких записей. Стёрто абсолютно все. Был ли мальчик-то? А вот и был. Много их было, таких мальчиков и девочек.
Если исходить из того, что очевидцев не осталось, казалось бы, имена можно сохранить неизменными. Но это было бы неэтично, поскольку о фактах в книжке рассказывается непрезентабельных. Потому по этическим соображениям имена, либо фамилии несколько изменены.
Часть
I
. Соседи
Глава 1. Коленька, Лизонька, Ниночка…
На втором этаже, в угловой однокомнатной квартире, прямо напротив нас жил Коленька1. Тогда, во времена моего детсадовского детства, он казался мне стариком. На рубеже 1970-80-х ему было где-то под 60. То, что он придурковат, я знал, казалось, с рождения. Эта была придурковатость мирная, незлобная, даже какая-то добродушная. Сейчас я понимаю, что в те годы моё подсознание воспринимало Коленьку в качестве обязательного атрибута любого мини-сообщества. У всех должен быть свой придурок, – шептала мне моя детская интуиция. Интуиция, как известно, основана на реальном опыте. А мой детский опыт вмещал в себя множество душевно больных. Это были многочисленные дауны, олигофрены, дебилы, заполнявшие собой наш и соседние дворы, улицы, трамваи. Молодой мужик по имени Вовочка, нескончаемо бегавший вокруг гигантской клумбы в нашем дворе, или районный сумасшедший Толя Терехов, именем которого бабушка ругала своих домашних, если хотела подчеркнуть нашу недалёкость, – все они составляли фон нашего существования. Некоторые из дурачков вселяли лёгкий ужас. В Коленьке этого не было. Он казался каким-то своим. Однако не до конца.
Однажды он зашёл к нам по каким-то соседским делам. Мне было года два. Увидев его, я спрятался под швейную машину. Коленька тут же поставил диагноз: «Знаю, знаю. Болезнь такая. Боязливость». Сам я этого эпизода не помню. Мама рассказывала.