Итак, что происходит, когда частных инвесторов промышленно развитой страны с прозрачной экономической системой просят профинансировать корпоративные инвестиции в развивающуюся страну с системой, основанной на «связях» (как это было в начале 1990-х годов)? Иностранные инвесторы, слабо разбирающиеся в непрозрачных инсайдерских отношениях, делают три вещи. Они минимизируют риски, предоставляя только краткосрочные займы, чтобы иметь возможность забрать свои деньги по первому требованию. Они деноминируют выплаты в иностранной валюте, с тем чтобы их платежные требования не уменьшались из-за инфляции или девальвации местной валюты. И они предоставляют займы через местные банки, чтобы в случае неспособности банка расплатиться правительство пришло и поддержало свои банки, дабы избежать еще большего экономического ущерба. Таким способом иностранные инвесторы получают полную правительственную гарантию. Угроза причинения дополнительного ущерба – вот что позволяет иностранным инвесторам из стран с прозрачной экономикой доверять свои деньги непрозрачной системе, основанной на «связях».
Проблема, возникшая в середине 1990-х годов в Восточной Азии, состояла в том, что иностранные инвесторы, защищенные вышеуказанными мерами, не имели стимулов показывать качество финансируемых ими проектов. А местная банковская система, которая до недавнего времени предоставляла займы и гарантии по указке правительства, не обладала достаточными возможностями для проведения взвешенной и объективной экспертизы, особенно в тех случаях, когда заемщики входили в группу лидеров технологического прогресса и производили инвестиции в комплексные, капиталоемкие проекты. Заемщики были счастливы, получив свободный поток кредитов, и не имели желания задавать лишние вопросы. Но когда реализация проектов, финансировавшихся этими сомнительными займами, начала пробуксовывать, то иностранные инвесторы поспешили забрать свои деньги обратно. Поэтому развивающиеся страны, которые в значительной степени опирались на иностранные средства для финансирования своих инвестиций, переживали периодические подъемы и спады, а кульминацией этого процесса стали кризисы конца 1990-х годов.
Эти кризисы были не только разрушительными, но и унизительными. Например, падение индонезийского ВВП от пика до «дна» составило почти 25 %, что приближалось по масштабам к падению, испытанному Соединенными Штатами в период Великой депрессии. Но индонезийский кризис протекал очень бурно: он длился всего год с небольшим. Когда экономика Индонезии перешла в фазу свободного падения и миллионы тружеников превратились в безработных, не имея никакой государственной поддержки, в стране начались расовые беспорядки и болезненные социально-политические пертурбации. В довершение всего страна, которая имела основания гордиться тем, что освободилась от колониального ига и достигла определенной экономической независимости, вынуждена была пойти с протянутой рукой в МВФ за займами, ради получения которых индонезийцам пришлось взять на себя большое количество дополнительных обязательств. Некоторые из этих условий напрямую диктовались промышленно развитыми странами, отстаивавшими собственные интересы, что вызывало гнев индонезийцев, воспринимавших такое поведение как попытку лишить их суверенитета.