Пока не запоёт Сирин - страница 3

Шрифт
Интервал


– Десница моя – подруга, а гость – наша разлука, – туманно ответила кикимора.

– Разлука? – переспросила я, – О чём ты говоришь, Ива?

Неприятным комом где-то глубоко в животе закралось беспокойство. Ива, быть может, и плела временами сказки, но ближайшие события она видела предельно ясно, отчего подобные вести воспринимались со всей ответственностью. Нашей деревушке невероятно повезло, так как кикимора – существо домашнее и редкое, а Ива почему-то прикипела именно к нам, блуждая по окрестностям леса. Единственное, что мы знали о нашей соседке наверняка – ей нравилось нянчиться с детьми и донимать своей болтовней кого-то на болотах. Знакомиться с болотным собеседником Ивы не хотелось.

Не дождавшись ответа, я обернулась. Кикимора, переступая с ноги на ногу, расплылась в загадочной улыбке, провела иссохшей рукой по моей косе и ступила с тропинки, уходя в сторону болота. Молча, и, признаюсь, пребывая в смятении, я проводила Иву взглядом и огляделась, убедившись, что нас не сопровождают иные спутники. От предсказания и поведения кикиморы мне стало не по себе: что-то скрывалось в её затаившемся молчании. Немного постояв на месте, я вздохнула и пошла по тропинке дальше. Уже позже, шумно дыша, я практически перешла на лёгкий бег, ощущая, как по моему лбу катится пот, а платье неприятно липнет к спине и ногам. Где-то глубоко в душе я понимала: неприятно липло не только платье, но и вяжущее ощущение наступающего пророчества. Наверное, поэтому многие жители деревни старались стороной обходить Иву – чтобы ненароком не заполучить приятное, или не совсем, но известие.

До дома тётушки Астрид я добралась быстро. На удивление, из трубы дома не валил дым, а значит, сегодня тётка всё-таки решила обойтись без румяной выпечки. «Вот и её жара проняла», – с удовлетворением заметила я, и, не церемонясь, открыла калитку, звонко ступая по каменистой дорожке. Среди удушливого аромата роз и пионов жужжали пчёлы, а в глубине местного сада слышался едва различимый скрип садовых качелей. Посреди всего этого цветочного безобразия и жила моя единственная названная родственница – та, кто взяла меня к себе в дом, молчаливого подкидыша с безымянной площади. Выросла ли я достойным человеком? Вполне. Подралась бы я вновь со старшей сестрой Астрид – Теодорой, представься возможность? Несомненно. Вот и сейчас, рассматривая дом из синего кирпича, с теплотой отмечала, что резные наличники по-прежнему выкрашивались в изумрудный цвет, а крыша из золотистой черепицы словно соревновалась в ослепительности с солнцем и по-прежнему выигрывала.