Апам Напат усмехнулся:
– Ты туранец.
– И что? – запальчиво спросил Франграсьян.
– В тебе слишком много крови Туры, чтобы Хварна далась тебе. Но… – тут он задумчиво прищурился, будто что-то припоминая, – ради него, так и быть, посмотреть можешь.
Он показал рукой на море, и Франграсьян машинально посмотрел туда же. Из воды поднималось что-то золотистое, сияющее. «Это же солнце», – хотел было возразить Франграсьян и тут же понял, что это не солнце. Точнее, не просто солнце. Казалось, это сияние вобрало в себя и солнечный свет, и пламя костра, и переливы драгоценных камней. Вода в его отсветах становилась прозрачной до самого дна, и рыбы замирали и вытягивались в струнку, как бы устремившись к нему, однако не смели двинуться с места, не решались приблизиться. Само небо поблекло в его лучах. Франграсьян, будто зачарованный, шагнул вперед – и тут же с глухим вскриком отскочил: пальцы ноги обожгло точно огнем. Посмотрев вниз, он увидел, что носок сапога потемнел от воды. Он поспешно поднял глаза, но чудесное сияние уже померкло; на волнах плясали обыкновенные солнечные блики. Разгорался рассвет, но после увиденного он показался Франграсьяну тусклым и хмурым. Он обернулся к Апам Напату, но тот тоже исчез, словно его никогда и не было. Только одинокое белое бревно лежало на песке.
Когда утром пятого дня от ворот донеслись радостные клики туранцев и вестник сообщил, что Франграсьян приближается к городу, Мануш-читра сперва не поверил. Их так называемый новый правитель еще никак не должен был вернуться с Ворукаши. Вообще-то ему полагалось там и сгинуть. Но он, похоже, решил не доставлять Мануш-читре даже такой малой радости. Впрочем, что бы это изменило? В городе стояло туранское войско под командованием хмурого Керсевазды, правой руки Франграсьяна, вооруженные до зубов туранцы объезжали улицы, на стенах замерли их часовые, и выбора у Мануш-читры особого не было.
С виднейшими сановниками он вышел навстречу Франграсьяну. Тот, запыленный, усталый и злой, едва взглянул на них. Он бросил поводья подскочившему конюшему и прошел мимо Мануш-читры, словно его тут и не было.
– Успешно? – спросил Мануш-читра у его спины.
Франграсьян обернулся. В первое мгновение он как будто вовсе не узнал Мануш-читру, но потом, похоже, сообразил, кто перед ним: в глазах его мелькнула прежняя ненависть и что-то новое, незнакомое. Подозрение? Вопрос?