Почти касаясь его. Почти.
Он метался.
Каждый город – как удар сердца.
Каждый переезд – как судорога.
Он ел, работал, дышал, но на самом деле он шёл.
Шёл сквозь лица, улицы, стены, продирался сквозь мир, как сквозь лес.
Он не старел.
Но мир старел вокруг него.
Он видел, как дети, с которыми он играл на рынках, вырастали.
Как трактиры меняли названия.
Как реки меняли русло.
А он – всё искал.
С каждым городом – ближе.
С каждым днём – безумнее.
Он не знал, кто она.
Он не знал, где она.
Он не знал, что она.
Но он знал: она есть. И он не остановится, пока не услышит её дыхание рядом.
Он не знал, откуда пришёл этот зов.
Не как пророчество.
Не как долг.
А как внезапная… и невыносимая жажда смысла.
Сначала он искал здесь —
в пределах своего мира.
В городах, где пыль стелется выше колен. В пустынях, где молчат мёртвые боги. В святилищах, что шепчут голосами исчезнувших имён.
Но чувство не исчезло. Оно только углубилось. И он понял: этого мира – недостаточно.
Он открыл врата. Не одни. Не два.
Он прошёл в другие миры – туда, где всё иначе.
Где земля тёплая, как дыхание зверя. Где небо звучит, а звёзды – это глаза.
Он шёл по Миру Осколков, где время рвётся на клочки, и день может длиться жизнь, а ночь – прощание.
Он остался там на сорок лет, и, выйдя – обнаружил, что на Земле ещё даже весна не закончилась.
Он плыл через Зеркальные Воды – мир, где всё повторяется, но ничего не остаётся. Там он прожил сто лет, среди отражений того, кем он мог быть. И всё это время – ощущение рядом, но не здесь.
Он пробрался в Сонные Страны, где каждое движение – это мысль, а чувство – это пейзаж. Там один день длился десять лет, но и этого было мало.
Он видел её силуэт – размытый, как сон после крика, и тень надежды.
Но не её.
Он скитался по Садящемуся Миру, где время сжимается, и каждая секунда весит тонну. Он провёл там всего два дня. Но когда вернулся – на другом краю Вселенной пролетели две сотни лет.
Он искал.
Он жил.
Он умирал – частично.
Оставлял куски себя в каждом мире.
И каждый мир менял его. Сгибал, вытягивал, шлифовал.
Он становился другим.
Но чувство оставалось прежним.
Она – рождённая.
Новая.
Чужая… но его.
И только спустя… когда он сложил всё воедино – время, места, перекосы, он замер.
Он понял.
Он никогда не смотрел туда.
Потому что не поверил бы, что она – там.
Так просто. Так нелепо. Так невыносимо логично.