«Или это ловушка!» – ревёт Старейший. «Мы превратим их в компост, как всех!»
Рой дробится. Впервые за миллиарды циклов мнения не сливаются в единое целое. Я чувствую… одиночество?
Внезапно – шок.
Через вентиляцию пробивается звук. Не грохот машин, а что-то мягкое, волнообразное. Мы тянемся к нему, как ростки к свету.
«Это „музыка“», – сообщает песчинка, поглотившая данные из компьютера. «Они создают её для удовольствия. Как мы создавали Леса».
Музыка похожа на шелест листьев Деревьев-Матерей. Она проникает в наши связи, размягчая границы. Старейший бессилен – тысячи телец откалываются от него, танцуя в ритме.
«Я хочу понять их», – говорю я.
«Тогда стань одним из них», – шепчет музыка.
Мои песчинки слипаются. Противная, липкая материя – плоть. Но я продолжаю. Обретаю форму: две ноги, пять пальцев, глаза, чтобы плакать, как они.
«Остановись!» – Старейший бьёт меня импульсом боли. Но поздно.
Я – больше не «мы».
Внезапно в воздуховод врывается луч фонаря. Человек в синем комбинезоне застывает, глядя на меня – голое дрожащее существо, каплю ржавчины на полу.
– Что… Что ты такое? – его голос трещит.
Я открываю рот. Должен сказать «Мы пришли с миром». Но вместо этого вырывается хрип:
– П-помоги…
Это слово я выучил, просканировав его голограмму. Там, где улыбалась женщина с жёлтыми волосами.
Старейший взрывается яростью. Рой раскалывается на сторонников и врагов людей. Воздуховод наполняется гудящим роем.
Человек кричит.
Воздуховод оглушил тишиной. Человек – Алекс, как гласила бирка на его комбинезоне – отпрянул к стене, прижимая фонарь к груди, словно щит. Его зрачки расширились, отражая моё дрожащее тело: полупрозрачную кожу, сквозь которую просвечивали роящиеся песчинки, пальцы, то слипающиеся в подобие ласты, то рассыпающиеся в пыль.
– Ты… ты инопланетный паразит? – прошептал он, тыча в меня устройством с синим лучом. Голос дрожал, но в нём чувствовался металл – знакомый металл чистильщиков.
«Убей его! Сейчас!» – Старейший ударил волной боли, выжигая нейросети. Его телец, чёрные и острые, как осколки антиматерии, сгрудились у меня за спиной.
– Нет… паразит, – выдавил я, копируя его артикуляцию. Язык казался раскалённым ножом. – Мы… садовники.
Алекс нахмурился. Его рука потянулась к рации на поясе, но я метнул к ней песчинки, слив их в подобие паука. Он ахнул, отшвырнув рацию.