С мужем в постель ложилась – как не было ничего. Память даже не сохранила.
Темноту помню, боль, косы, локтем прижатые, и все. Спросит кто – и не отвечу, что было, как было… женщина замужняя.
А тут один поцелуй и случился за всю жизнь. И навеки со мной остался. Гореть завтра буду – о нем думать.
Наверное, супруг бывший думает, что я с ума сошла, когда на суде улыбалась насмешливо. А что еще можно сделать? Смешно же.
И глупо…
Бедный Сёмушка, невинный мальчик, что уж там греха таить. Не было у нас с ним ничего и никогда. И на суде он о том кричал, и я поведала. А что толку? Кто бы нам поверил?
В монастырь он заходил?
Заходил, бывало. Как же ему проверять, здесь я или сбежала?
Со мной наедине оставался? Оставался. Минут на пять, может, на десять. Хватит ли этого для измены?
Не знаю. Может, и хватит. Только вот не было у нас с ним ничего, а умирал мальчик долго. Императорский приговор оказался суровым. Распятие на кресте.
Сёмушка умирал, а меня привезли, напротив посадили и смотреть заставили. Если глаза закрывала, его начинали плетьми бить… лучше б меня.
И за что…
Просто за пару теплых слов, за улыбку, да на ярмарке торговцы теплее улыбаются, когда покупателей заманивают!
Три дня назад – суд. Два дня назад – его казнь. Завтра моя. Быстрое нонеча в Россе правосудие. А главное – слепое и глухое.
Кричи, не кричи…
– Не шуми.
Я дернулась, словно меня плетью ожгло.
– Что?! А…
Из-за поворота ко мне медленно приблизился огонек. Поднялась плошка с угольками, освещая лицо, которое я и на этом свете видеть не хотела, и на том… ежели в ад попаду, мне парсуну этого человека напротив котла повесят. Тогда и варить не надо будет…
– Ты?!
– Я, Устиньюшка. Я, душенька. Тепло ли тебе, сокровище? Радостно ли?
Зеленые глаза напротив. Ведьминские омуты, не иначе. По этим глазам не одна сенная девка слезами уливалась, а я… я этого человека всей душой ненавидела.
– Ты почто пришел, Михайла? Позлорадствовать? Ну так смотри, радуйся. Сколько осталось до рассвета? Часа тебе хватит?
Откуда и слова взялись? Едкие, острые…
Под зелеными глазами – черные круги. Словно его завтра сожгут, не меня.
– Жизни не хватило бы.
– Моей так и не хватит. Почто невинную душу загубил? Знаешь ведь, невиновен был Сёмушка.
– Невиновен? – В зеленых глазах мелькает страшное, темное, словно рыба-акула плавник из-под водной глади высунула. – Я бы его еще сто раз убил! За то, что виделся с тобой каждый день, разговаривал, до руки твоей касался… думал – забылось, перегорело, ан нет! Сто раз бы его убил! Двести!!!