– Ну и пустобрех! – вставил Шовкуненко. – Надя, я подстригу вас сам. Доверяете? Вот и хорошо. Закройте глаза, а то ненароком волос залетит. Так! Дима, не смотри под руку.
А Тючин, словно назло, юлил рядом. Шовкуненко осторожно ладонью провел по волосам. Он стриг нервно и чутко, складывая русые клочки на салфетку.
– Григорий Иванович, я сдуну, а?! – Шовкуненко улыбнулся. Надя открыла глаза. На нее из зеркала смотрела какая-то взрослая девица. Даже глаза изменились. Миндалевидные, разрез их стал раскосым.
– Олененок. Бемби, – пропел Тючин, а Шовкуненко, опустившись на сундук, смущенно потянулся за сигаретой.
– Григорий Иванович, встаньте, сейчас я поставлю ее на сундук, оглядим работу.
Надя сама вспрыгнула на сундук и мелкими шажками стала поворачиваться.
– Так, фас, профиль. Не вертись, – Тючин остановил ее.
Надя чувствовала, что и Шовкуненко и Диме возня с ее прической доставляет удовольствие.
– Вот был бы жив наш боцман Бено, я бы тебя перевязал ленточкой, да коробку конфет, и вручил, как новогодний подарок. Любо-дорого.
– Здорово! – восхищался Дима. – Григорий Иванович, а мне как? Меня тоже выстригите вот тут, чтоб чуб был!
– Полно вам! – Шовкуненко попыхивал сигаретой.
– А вам бы бороду оставить – сразу все на месте, – воскликнула Надя. Она спрыгнула с сундука и встала между ними. Дима положил ей руку на плечо.
– Видали, Григорий Иванович! «По местам». Надя – юнга, матрос – я, и, и… боцман – вы, только кока не хватает.
– Верно, номер можно сделать, – Шовкуненко смерил их взглядом. – Не в моей, конечно, бороде дело. Я, друзья, иной раз отращиваю щетину не потому, что ленюсь или неряха. Осколки чертовы в щеках были. Начнешь бриться и вдруг… Ну, словом, не пугайтесь, буду теперь смешным и старым анекдотом с бородой. Однако номер попробуем… Может быть, действительно с ветерком, с юмором превратим перши в корабельные мачты…
Прошел тот день, когда ее подстригли. Теперь ночь, упаковка. В руках костюм. Она наденет костюм по приезде в новый город. Дима уже завязывает веревками сундук. А Шовкуненко по-прежнему стоит над ней, наблюдая за каждым движением. Надю злит это. Неужто он думает, что упаковка для нее репетиция?
– Зачем вы стоите надо мной? Я не школьница.
– Но сегодняшняя ночь должна быть уроком, – заметил он строго.
– Как вы не понимаете, Григорий Иванович…