‘Идиома встретил запах свежей бумаги. Как будто здесь он и возникал в целом мире, но это был всего лишь клуб любителей книг на “безбрачной” улице. Была она так названа, потому что прилегала к мосту, с которой кто-то вечно воровал замки влюбленных.
Хотя, как оказалось после, здесь и вправду рождались книги: клуб располагался под полом, в подвале, издательства. Свет был приглушенным. Мин вела по коридору с новой краской. Два стула валялось у стены. Кто-то забыл очки десятилетия назад на старомодном, даже по тем годам, комоде. Всё напоминало винтажную конфету в новой обертке.
Они подошли к двери и услышали прежде других теплый, как костер, голос за дверью.
Мин посмотрела на ‘Идиома. Почти треугольные остротой зрачки изучали готовность на его лице. Хатен’’’-Рид не знал, был ли готов к чему-либо, поджал губы и кивнул. Она толкнула дверь.
Свет в комнате оказался в разы сильнее, изобличал тени стульев – один стул, словно лишний, стоял в углу всеми замечаемый. На стульях в центре сидели кругом, друг напротив друга, немного людей – часть из них была пуста. В воздухе повисла разочарованная пауза.
Они были увлечены обсуждением новой книги, «Перенос внутрь», которую держал в тонкой руке человек-спичка. Его пыльноватая кисть была центром круга и не сочеталась с блестящим кофейно-клетчатым пиджаком; в кармане, у сердца, выставлялся платок с неровными инициалами «Х. Ф.»
Мужчина развернул к новеньким яркие глаза цвета забродившего шампанского.
– О, миледи Хинт! А кого это Вы привели в наш скромный клуб? Рабочий уже, между прочим, тридцать минут, – он постучал по руке, словно там были часы, но чувство времени у него было глубже кожи.
– Мистер, прощу прощения за опоздание. Это ‘Идиом. Он… – Мин посмотрела на парня, который пальцем наматывал сиреневую прядь и опускал глаза, – он хотел посмотреть, послушать.
– Ну что же вы тогда стоите, молодые дарования? Проходите, присаживайтесь. У нас, к сожалению, мест еще много. Целых двенадцать8, если считать те, что в коридоре. В точности как в знаменитом романе. Кто-нибудь читал?