, а удовлетвориться тем, что Ролло просто выпороли и вышвырнули на улицу без платы.
Студенты-посетители «Льва и Единорога» время от времени менялись: исчезали одни, приходили другие. Та компания, которую Ролло привык видеть, куда-то делась, и, наверное, причиной этому было его почти шестимесячное отсутствие, когда по велению хозяина он был отправлен на ферму к его далёкому кузену – помогать собирать и продавать урожай хмеля, потом чинить телегу, потом перестилать крышу, потом что-то ещё и ещё.
Ролло весьма жалел о потерянном времени, поскольку уже почти набрался храбрости спросить школяров о чём-нибудь. О чём – он пока не решил. «Добрый день, милостивые господа, а не подскажете ли, как попасть в ваш замечательный, удивительный, потрясающий колледж, и что-нибудь там делать?» – подобные варианты казались невероятно глупыми, и мысли Ролло каждый раз крутились с бешеной быстротой в поисках подходящего вопроса и удобного времени.
За столом сидели четверо довольно молодых людей, даже, пожалуй, совсем молодых. Самый младший из них казался немногим старше него, а может, и вовсе не старше, судя по виду, хотя сколько лет ему самому, Ролло не знал. И сидели они без грана еды. Посередине стола, окружив толстую оплывшую свечу, жались друг к другу только несколько глиняных кружек с пивными шапками. Наверное, подумал Ролло, сглотнув, ждут, когда пена осядет. На те медяки, что периодически перепадали ему от хозяина, Ролло мог позволить себе пиво раз в неделю, не чаще.
Все четверо были настолько разные, что постороннему человеку было бы совершенно непонятно, какие общие интересы их связывают. Но не Ролло. Он довольно ухмыльнулся, ибо практически сразу намётанным взглядом определил в них студентов.
Один был очень дороден. В серой мешковатой рубахе до колен, с поясным ремнём, на котором красовались медные бляхи, в тёмно-синих суконных штанах, подвязанных на лодыжках, и мягких туфлях оленьей кожи. С мрачновато-насупленным видом, с носом, зажатым пухлыми слегка обрюзгшими щеками, и узкими плотно сжатыми губами. Развеселившись, Ролло тут же окрестил его «Пирожком», до такой степени его физиономия походила на те скукоженные изделия, что всегда выходили из рук жены его прежнего хозяина. Ролло как-то, не подумав, сказал об этом вслух, и тут же оказался выброшен на улицу.