Чтобы всё закончилось?
Я сопротивлялся.
Но сопротивление с каждым разом становилось всё слабее.
А их напор – всё сильнее.
И наконец что-то щёлкнуло. Как сломанная кость, как ржавый механизм, что не выдержал нагрузки и рассыпался.
Я поддался.
Безумие в глазах.
Обречённая усмешка.
Я согнулся, скрючился, выгнулся, как жалкий червь, что ползёт по грязи в поисках последнего убежища. У меня не было ни рук, ни ног – только обрубки, из которых когда-то росли конечности, теперь ставшие бесполезными пеньками, гниющими, дрожащими от боли.
Я напряг мышцы, заставляя тело перекатываться, извиваться, давя грудью и животом на каменный пол. Остатки силы уходили в каждое движение, в каждый жалкий рывок вперёд.
Ближе.
Грязь липла к коже, пропитывала раны, оставляла на губах привкус тухлой вони. Дыра в полу распахивала передо мной зловонную пасть, и я тянулся к ней, зная, что другого пути нет.
Мои мысли больше не принадлежали мне.
«Ещё!»
«Ещё!»
«Ещё!»
Я напрягся, выгнулся, ударил затылком об пол, перекатился ещё раз. Последний рывок. Лоб ударился о край ямы, вонючая слизь потекла по лицу, заливая глаза.
Меня вырвало.
Чем?
Здесь нечем было блевать. Только той самой горькой жидкостью, которой меня поили раз за разом, превращая в безвольное существо, в мясо, что медленно загнивает в темноте.
Но я не остановился.
В последний раз согнулся, вывернулся, подтянулся к краю. Гнилостный обод давил на шею, я чувствовал, как склизкая дрянь стекает по моим щекам.
Ещё одно движение.
Последний судорожный рывок – и я провалился в темноту.
Узкий лаз или отверстие ямы, извивался, словно каменная кишка, стиснула меня, швырнув вниз с дьявольской жестокостью. Грубый камень обдирал кожу, каждый поворот был новым ударом, новой вспышкой боли. Я летел, но не плавно – меня швыряло, крутило, кости гремели по стенам, голова глухо билась о каменные выступы, а обрубки рук и ног – единственное, что ещё могло чувствовать боль – вспыхивали белым огнём с каждым новым ударом.
Я не кричал.
Воздуха не было.
Только вонь.
Густая, тошнотворная, въедающаяся в лёгкие. Гниль, плесень, что-то химическое, удушливое, выжирающее изнутри.
Но я радовался.
Они прошляпили такую возможность. Просто упустили. Я их переиграл.
В эту яму не проник бы целый человек – слишком узко, слишком тесно. Но я? Я – червь.
Без рук, без ног, измученный, истощённый, с истерзанной кожей и поломанными костями. Я смог. Я проскользнул.