Царевич смертельно побледнел и пошатнулся, однако упасть не успел: бояре его подхватили, наспех одели, отнесли в Грановитую палату, усадили в позолоченное кресло и присягнули ему.
Когда нового царя водворили обратно в опочивальню, царедворцы, наконец, огляделись. Только теперь они заметили некоторый беспорядок в одежде друг друга.
– Ворот, дядюшка, у твоей рубахи чудной, – простодушно шепнул дяде князь Василий Фёдорович Одоевский.
Князь Яков Никитич торопливо запахнул охабень.
– Да я второпях княгинину рубаху на себя натянул. Некогда было её менять, авось окромя тебя, никто бабьей одёжи не приметил.
– Добро, что ты вместо штанов не влез в юбку, – фыркнул Василий Фёдорович.
– Глянь на свои сапоги, а потом смейся.
Младший князь Одоевский опустил свечу и изумлённо крякнул: на правой его ноге был алый с золотом красавец, на левой – старый, облезлый уродец.
– То-то мне ступать больно.
Василий Фёдорович захромал.
– Обезножил ты вдруг, племянничек? – съехидничал Яков Никитич. – А ведь и четверти часа не минуло опосля того, как ты зайцем скакал.
– Жизнь заставит – орлом полечу, – философски заметил его племянник.
Похороны усопшего царя совершились чинно и благопристойно. Не беда, что нового государя несли за гробом на носилках – это лишь добавило скорби к трагическому зрелищу. Но при отпевании был обойдён старинный обычай, и ни кем иным, как патриархом Иоакимом, не допустившим к гробу духовника покойного царя, попа Андрея Савинова. Но присутствовавшие сделали вид, будто не заметили явного нарушения традиции.
Нового царя принесли с поминальной службы едва живым. Когда он поддерживаемый со всех сторон боярами поднимался по лестнице, трагическое безмолвие Кремля внезапно нарушилось истошными воплями, доносившимися со стороны женской половины.
– Иван Михайлович, ступай, разберись! – слабым голосом велел Фёдор своему родственнику, окольничему Милославскому.
Тот, дойдя до женских покоев, обнаружил в светёлке тётки молодого государя, царевны Татьяны Михайловны, бесновавшегося попа Андрея Савинова.
– Покойный государь прощения не получил! – орал бывший царский духовник. – Не дозволил мне патриарх долг исполнить – вложить в руки усопшего прощальную грамоту. Нашлите на патриарха войско! Изничтожьте его! Порешите супостата! Коли не умертвите патриарха, прокляну вас! Сам найму ратных людей и пошлю на злодея! У меня уже есть пятьсот верных людей!