– Ей Богу, должок имеется. У меня и расписка «кабальная» есть, все чин по чину. – Поклонился неизвестно кому, подьячий и стал зачем-то перебирать бумаги на своем столе.
Воевода помолчал, собираясь с мыслями, покряхтел, прикидывая как бы ему побыстрее, да повежливее, отделаться от надоедливого национала и не придумав ничего лучшего, пробурчал.
– Вы с дороги-то в баньку сходите. Агафон вон организует, а потом всех к себе прошу отобедать. Там все и обговорим. – И кивнув, вышел.
***
Воевода был недоволен собой. Ему, еще совсем недавно ближнему боярину и князю, приходится приглашать к своему столу безродного дикого туземца. Но ничего не поделаешь, князь Василий Кандинский теперь даже и при дворе царском личность известная. Года три назад предыдущий воевода Тобольский, князь Иван Петрович Буйносов-Ростовский, в Москву его привозил. Правда, Ивану Семеновичу познакомиться с ним тогда не пришлось, Бог миловал, был он в то время в Смоленске. Но знал, что государь национала всячески обласкал, вознаградил и именовал его не иначе как – князь.
На воеводу снова нахлынул целый ворох уже давно забытых и путаных воспоминаний, вдруг отчетливо и ярко всплывших в его сознании.
– Старею, наверное. – С горечью отметил Иван Семенович и ему до боли, вдруг захотелось туда, за Каменный пояс. Нет, не в Москву, а в одно из отцовских имений Ковригино, где они вместе со своей сестренкой Марией, под присмотром многочисленных тетушек, нянек и дядек, провели все свое детство.
Князь Иван получил неплохое, по тем временам, домашнее образование. К восьми годам он легко и бойко читал «Часослов», «Псалтырь» и «Деяния апостолов». Свободно говорил и писал на польском, латинском и греческом языках. Знал географию, историю и арифметику.
Был Иван парнишкой рослым, хорошо сложенным и когда ему только-только стукнуло семнадцать лет, заступил на государеву службу.
Начинал он службу рындой еще при дворе Федора Ивановича, сыне Ивана Грозного, а скоро князь Иван уже стал воеводой и наместником Смоленским.
– Все складывалось как нельзя лучше, пока не связался он с князем Мстиславским. – Поморщился, вспоминая, воевода, вздохнул, смачно сплюнул в снег и перекрестился.
. – Где они теперь все эти бояре, ратовавшие посадить на трон польского щенка. Присягавшие всем, кому только придется, от самозванцев Дмитриев до этой потаскухи Марины Мнишек?