Странным образом ощутив причину перемены к ней, женщина облюбовала себе камешек на дне, чем дала, наконец, рыбам пищу для суеты, а сама принялась рассматривать голыш со всех сторон. С одного его боку обнаружился начертанный тысячелетиями рисунок рыбы.
– Каменный окунь25… – прошептала женщина с лёгкой улыбкой, поглаживая камень по скоро теряющей лоск щеке. И чем меньше от моря оставалось на камне, тем труднее было угадать рисунок, а когда тот совершенно просох, то сделался одним из многих простых, пыльных солоноватых булыжников, коих не счесть и под ногами, и на многих сердцах.
– Нет! Так не годится! – рассердилась женщина сама на себя.
Немедля наклонилась она над водой и выпустила из рук камень заодно с той каменной рыбкой на волю. И…
– Э- э- э… – раздалось издали то ли пение волны, то ли нотка счастья, прозвучавшая в душе, как только рыбка вернулась на своё прежнее место.
Голыши, морские камушки, – яркие, причудливые, сияющие, – вне солёных волн неизбежно теряют они своё лицо, как человек, лишившийся Родины, навсегда теряет своё.
Суббота
Ящерка чуть толще спички метнулась из кустов и расположилась на широкой, почти горячей ступени лестницы, ведущей к морю. На удивление она не была пугливой, даже несмотря на едва отросший хвост26. Тот, кто наступил на него недели три назад, сделал это не нарочно, сослепу, после заката, ибо, провожая за море солнце невозможно оставаться зрячим. Нужно время, дабы привыкнуть обходится одной только луной.
На стоптанных, морщинистых от солёной воды ступнях прохожих налипла мелкая галька, похожая на сытные хлебные крошки. Их жаль стряхивать для удобства или даже ради ровного загара. Они словно напоминание о детстве, когда вернуться с прогулки домой, вывозившись в чём только возможно и даже не отряхнув с колен песок, означало оставить в прошлом ещё один удачный, весёлый день, наполненный играми со старыми навек друзьями.
На ящерку указывали детям и неловким взрослым, просили ступать осторожнее и вдругорядь не отдавить ей хвост. А маленькая ящерка нежилась под градом сыплющейся с ног гальки, как под дождём, глядела на всех доверчиво и даже позволяла себя погладить.
Сытая в этот день сорока, – от разомлевшей по жаре торговки ей перепало вдоволь переспевших слив и винограда, – тараща осоловелые навыкате глазищи, следила за ящеркой даже с некоторым умилением. Хотя в иной час не преминула бы попытаться ухватить ящерицу поперёк юркого тела.