Вопрос теперь. Как же ему теперь добираться до своей деревни, да и не торчать столбом тут ему, на станционном пятачке, тоже не интересно. Надо же ему, а и правда, подыскать какой – нибудь транспорт. Да и были же, и тогда тут «бомбил», в пору его юности, из местных. Надо просто найти их, выходит ему, расспросив, сколько они с него возьмут до его деревни. Да и не зима ведь на улице сейчас. Тепло еще. Тополиные павшие листья, красно – багрово лежат, возле стволов тополей. Такая красота на земле, словно, как устлана земля цветным ковром. А воздух, воздух с утрешней росой, такой сладкий, родной. Но надо ему все же, кого – то найти, чтобы порасспросить, как ему до своей деревне доехать. Хотя бы, вон, у того, у вокзального милиционера, который сейчас вышел, видимо, покурить на улицу, из барачного вида здания вокзала. Он еще, прежде как закурить, зевнул, потешно вытягивая руки вверх, даже, видимо, пугнул, так как поспешно, смущенно переглянулся по сторонам. Когда он закурил, подошел к нему, поздоровался.
– Скажите, – сказал он, обращаясь к нему.
Милиционер, по виду, был чуть старше его, и чуть ниже еще ростом. Может быть, даже, демобилизованный по виду, в прошлом солдат. Вид у него был строгий, но, в то же время, никуда не делся, видимо, его мальчишеский задор, с пушком под носом.
– Тебе чего? – спросил он, напуская на себе строгость, уставившись. – На этом поезде, сейчас приехал? Тебе куда?
– Алексеевку. Это тут в километрах двадцати. Там я, когда – то, жил. Мать моя умерла. Еду к ней.
– А, ну, это тогда тебе, вон видишь, за акациями. Он тут чуть, от обзора припрядался со своей машиной. Подойти к нему. Это он тут «Бомбила». Деньги есть, наверное, у тебя? Ей, Иван! Выгляни – кричит он. – Хочешь ехать, Алексеевку?
– Ну, – хрипит тот полусонно, открывая дверцу кабинки. – Пятьсот.
– Вот видишь, – говорит ему милиционер. – Он согласен. Живые деньги
увидит. Зарплату, он забыл, когда последний раз получал с живыми деньгами. Только водками и порошком стиральным.
Выкурив сигарету, он уходит снова в здание вокзала, а он, обрадованный, что повезло ему с первого раза, подойдя к машине, садится к этому Ивану, в его кабину, передок.
– Венок, давай – ка, положим в багажник. Да и сумку, пожалуй, – говорит ему Иван, в годах, не больше сорока, сорока пяти. Был он небритый, вся в пегих щетинах, оброс, как бродяга. А одет он был в кожаную куртку, уже притертый во многих местах. В серой рубашке, брюки черные, обувь. Затоптанные ботинки. По виду, со всех сторон, настоящий мужик, не бомж – труженик. И голос у него, не отталкивающий. Вполне нормальный мужик, из провинции. – Ну, что, едем? Дорога, предупреждаю заранее… Ям много в пути. Умер кто у тебя? С венком…