– Эй, эй Костик, ты полегче! – попытался преградить ему путь Егор.
– Отвали, допили уже, иди отсюда!
В доме отец застал Соню, склонившуюся в три погибели над помойным ведром, ее выворачивало изнуряющей тошнотой.
– Ах ты, сучка гребанная, вот как ты отравилась, оказывается! – с порога закричал Константин и сильно ткнул дочь костылем в спину, так, что она завалилась на бок.
Отец встал над ней, уперев костыль ей в грудь:
– Нагуляла, шалава, на что кормить собираешься? У-у прибью, потаскуха! – взвыл он и, опершись на один костыль, начал с остервенением лупить дочь другим, не разбирая, куда попадает, а Соня, сжавшись в клубок, пыталась защитить от ударов живот…
Может от этого он так медленно растет, да и говорить все не научается, думала Соня, глядя на сидевшего на ее кровати и теребящего ручонками старую изодранную куклу сына.
Но самым удивительным и несуразным выглядела его голова, вытянутая вверх, одно ухо маленькое с завернутым верхним краем, а вторе большое и излишне лопоухое. А уж прическа, которой наградила природа Сережу, не поддавалась никакому объяснению – волосы у него росли только на макушке и чуть расползались ко лбу, виски и затылок были абсолютно голы.
Вот мама и подарила ему имя Чиполлино, чаще Чиполлинка, как-то, когда читала ему принесенную из детской библиотеки книгу с итальянскими сказками. Действительно с этим пучком непослушных, топорщащихся на макушке волос его голова напоминала по форме луковицу.
Из-за врожденной медлительности, слабости и неповоротливости не брали его соседские дети в свои игры, а, подрастая, как вы прекрасно понимаете, если не забыли собственное детство, избрали его объектом для шуток и издевательств.
Как-то, когда Сережа сидел на горшке на половине комнаты матери, в дом вернулся со двора Константин, не дождавшийся кого-то из друзей, ушедших в магазин за бутылкой да не возвратившихся.
– Опять вонищу развели! – взревел он. – Хватит уже, пусть в нужник ходит, ублюдок твой!
– Ты что, он же маленький еще! – загородила собой сына Соня.
– Я сказал, хватит, дышать нечем! Мужик он или нет, пусть как люди ходит, засранец, мать твою!
Соня через пару дней нашла где-то детский стульчак, который очень удобно ложился на края дырки в дворовом туалете и научила Сережку забираться на него. Начал сын приучаться потихоньку к взрослой жизни. Деловито топая по лужам тропинки к спрятанному от глаз в глубине двора сооружению, неся в руках свой личный стульчак, вставал на цыпочки, поворачивал прибитый к двери кусок деревяшки, открывал дверь, заходил внутрь, поворачивал такой же запор изнутри и, сопя и пыхтя, забирался на высокий для него постамент.