«Пишу вам, милая сестрица. Чтобы сообщить вам о Сергее, который был очень счастлив, узнав о быстром ходе вашего выздоровления. Одно только его огорчило (…) эпитет «бедная», который прилагает ко мне его племянница. Могу вас уверить, милая сестра, это слово вовсе не подходит ко мне: я совершенно счастлива, находясь подле Сергея. Я горда мыслью, что принадлежу ему, он образец покорности и твердости. Его здоровье по-прежнему хорошо, он прилежно ходит на работу – это лучше всего доказывает вам, что его силы восстановились. Что до меня, то я привыкла к своему положению, веду деятельную и трудовую жизнь. Я нахожу, что нет ничего лучше, нежели работа рук, она так хорошо усыпляет ум, что никакая печальная мысль не мучит человека, тогда как чтение непременно приводит на память прошлое».>24
Это письмо было написано уже из Читы. Читинский период – это был новый этап испытаний для декабристов и их жен. Заключенные прибыли туда в конце сентября 1827 года. Читу описали в своих воспоминаниях многие осужденные. Н. А. Бестужев создал несколько акварелей, одну из которых он назвал «Главная улица Читы». В этом был горький юмор, потому что улиц в этом селении не было вообще. Михаил Бестужев вспоминал: «В эпоху прибытия нашего в Читу это была маленькая деревушка заводского ведомства, состоящая из нескольких полуразрушенных хат».>25 Полина Анненкова насчитала в этом селе 18 домов, но это уже было несколько позже.
Для размещения первой партии были выделены два частных дома, которые назвали «малыми казематами». Вскоре был достроен вместительный каземат «большой». Строения были обнесены высоким забором. Позже на тюремном дворе были построены мастерские и лазарет. Осужденные располагались в отведенных домах на нарах, расставленных по стенам. В каждой комнате находился часовой и двое конвойных.
Работали на улице: чистили конюшни, вывозили навоз, рыли канавы, рубили мерзлую землю под фундаменты домов. Долгое время засыпали котлован, который называли «Чертова могила».>26
Осужденные трудились с 6 часов утра до 9 часов и с 17 до 19 часов. Эта работа была значительно легче той, что была на рудниках. Все мужчины были физически сильными. Сергей Григорьевич Волконский, несмотря на ноющие раны, постепенно, как и другие, привыкал к тяжелой каторжной работе, но спокоен не был: что-то ложилось тяжестью на душу. Тяжким было бессмысленное существование, нерастраченные умственные возможности и слабая надежда на избавление – вот что делало жизнь мрачной, бесцельной, беспросветной.