Женщины в юрте зашептались – такие глаза у новорождённого считались особым знаком. Старая Акак, принимавшая роды, покачала головой: "Не простым человеком будет этот мальчик. Видите, как смотрит? Словно уже всё знает, словно душа его помнит что-то такое, что нам, простым смертным, неведомо."
А горы… Горы словно придвинулись ближе, желая получше разглядеть нового человека, родившегося у их подножия. Их вершины сияли в лучах восходящего солнца, как сияют купола древних мазаров, и в этом сиянии было что-то от благословения – словно сами духи предков спустились с заснеженных высот, чтобы приветствовать появление на свет нового воина, нового мудреца, нового хранителя древних традиций.
Где-то высоко в небе закричал беркут – не просто так кричат эти гордые птицы на рассвете. Может быть, он тоже приветствовал появление нового человека, а может, возвещал миру о начале новой истории – истории, которой суждено было стать частью великого сказания о кыргызском народе.
И солнце поднималось всё выше, заливая долину светом нового дня, нового времени, новой судьбы. А маленький человек, только что пришедший в этот мир, лежал на руках матери и смотрел в небо глазами, которые словно впитали в себя всю синеву горных высот, всю глубину древних озёр, всю мудрость вековых камней. И в этом взгляде уже таилось обещание великой судьбы – судьбы, что начала свой путь здесь, среди этих гор, под этим высоким небом, в этот благословенный час рассвета.
Есть в жизни женщины мгновения, когда счастье и боль сплетаются воедино, как сплетаются корни деревьев в горном ущелье. Айжаркын лежала, прижимая к груди сына, и в её изможденном лице, в каждой черточке читалось это удивительное сочетание – великой усталости и великой радости, горечи утраты и счастья обретения.
Она смотрела на маленькое личико, такое беззащитное и в то же время такое сильное, и видела в нём черты Алымбека – те же брови, тот же разлёт скул, та же гордая линия губ. "Ты – последний дар твоего отца," – прошептала она, и в этом шёпоте была вся нежность мира, вся боль потери и вся радость продолжения жизни. Её слова растворились в воздухе юрты как дым от очага, но эхо их, казалось, достигло самих небес, где обитают души предков.
Новость о рождении ребёнка разлетелась по каравану быстрее, чем разлетаются по степи семена одуванчика, гонимые весенним ветром. Она передавалась от костра к костру, от юрты к юрте, обрастая подробностями и догадками, пока не достигла шатра Бирназар бия.