– Ну и шут с ней. Тебе бы, Серёг, поостыть. Поплаваем?
Не дождавшись ответа, он повлёк меня за руку ещё ниже, к старой пристани, не единожды покрытой синей краской поверх ржавчины и налипшего на неловкие сварные швы песка. Игорь снял с себя майку и джинсы, выложив их, как на продажу, на скелете лавки, деревянные перекладины которой давно унесло штормами. Вращая руками в плечевых суставах и водя головой из стороны в сторону, он велел мне раздеться. Было душно, и вид воды обещал облегчение, поэтому я послушно стянул с себя всё, кроме боксеров. Надув грудь, Игорь прыгнул с края понтона и скрылся под водой так, что на секунду я почувствовал жгучее одиночество, но вот уже он снова появился и принялся, загребая руками по-сочински, звать меня:
– Давай, Серёж, занырни-ка! Хороша водичка!
Я присел на послеполуденный, но всё ещё горячий металл пристани, свесил ноги и, аккуратно приподнявшись на прямых руках, стёк в воду. В августе водохранилище наполняет мелкая ряска, и у самой поверхности вода, похожая теперь больше на наваристый бульон, нагревается настолько, что от соприкосновения с этим теплом и от приторного запаха побережья, застеленного погибшей на отмели рыбой, подкатывает тошнота и хочется скорее бежать прочь, принять душ, залить тело парфюмом и до первого льда не возвращаться сюда, как бы велика ни была необходимость. Вот и теперь, цепляя кончиками пальцев ног толстый слой ила на дне, глядя на разбегающееся под руками зелёное конфетти водорослей, я сразу пожалел о том, что решил искупаться. Игорь же по-детски резвился, переворачивался с живота на спину, набирал полный рот воды и пускал фонтанчики:
– Серёг, валяй ко мне, здесь этих нету!
Он кричал почти из-под самого бакена, обозначавшего фарватер, и я, подумав, что на глубине и правда вода должна быть чище и холоднее, рванул кролем к нему. Опуская лицо в воду в промежутках между вдохами, я не закрывал глаз и под собою различал очертания старых фундаментов, груды поросших водорослями камней и застрявших в подводных оврагах брёвен. Я уже был достаточно близко, чтобы заметить, как изменилось выражение лица Игоря, будто бы от удара или приступа мигрени. Смотрел он не на меня, а туда, на пристань, и, прежде чем он закричал, я понимал уже, что увиденное не нравится ему.
– Дура! Оставь! Мразь болотная!