Он опустил рычаг, коробка отпала вместе с пустым, отстрелянным концом ленты.
– Теперь верти и пробуй, как хочешь, – сказал он, удовлетворенный своей догадливостью.
В пулемёте в конце концов мы, разобрались. Дело было за тем, чтобы опробовать его в стрельбе.
Песчаный карьер, годный для нашей задумки, был, возле лесной дороги, выходящей на Смоленский тракт. Был он хотя и за высоким бугром километрах в двух от деревни, да выстрел, он и есть выстрел, да ещё пулемётная очередь. Уловит чьё ухо, заговорят об окруженцах. До немцев дойдёт, тут же пожалуют из Сходни. А от каждого их появления жуть от дома к дому перекидывалась, вся деревня замирала, будто не жила.
Искра, сдерживая себя и нас, сказала:
– Мальчики, научимся обязательно. Только всему свой срок.
Каждый день ждали грозы, ветра, грома, какой-нибудь оглушительной невероятности, чтобы своими руками заставить пулемёт заговорить.
Июль стоял душный. По ночам полохались за лесом зарницы. Но скучивающиеся к полудню облака вечером расходились в тягостном безветрии. Мы собирались на берегу, усохшей до мелкоты речки, с унынием смотрели на непонятно осторожную Искру.
Искра изменилась после того, как понаехавшие с райцентра немцы собрали сход и к великому изумлению всех собравшихся объявили старостой того Дедушку-Седенького, которого ещё в начале лета мы встретили на дороге за мостом и к которому Искра так безоглядно расположилась. Искра теперь часто задумывалась, в задумчивости щурилась, глядя куда-то мимо нас, как будто хотела и не могла понять, что случилось с людьми и с самой жизнью. Мне казалось, она переживает за былую свою доверчивость и мужественно молчал, оберегал Искру от ненужных теперь оправданий. Нo, как открылось потом, всё было много серьезнее, чем думалось мне в ту ещё неопределенную пору.
Искра понимала, что изнываем мы не столько от жары, сколько от бездействия, и в конце концов решилась.
– Всё, мальчики, – сказала она однажды. – Сегодня сбор. Как стемнеет – перетаскиваем пулемёт в карьер.
В ответ на наше удивление добавила:
– Пора начинать…
Она не сказала, что пора начинать, но под сердцем каждого из нас испуганно и сладостно ёкнуло.
В сумерках, скрываясь за придорожными кустами, путаясь ногами в некошеной траве, задыхаясь не столько от тяжести, сколько от страха попасться на глаза Тимке-Кривому, который был приставлен к Дедушке-Седенькому полицаем, мы перетащили в карьер пулемёт, завёрнутый в мешковину, и коробку с пулемётной лентой. Всё старательно упрятали в откосе под нависшей дерниной.