Строго одёрнув друга, мужчина слегка подобрел в лице и похлопал паренька по плечу со словами:
– Привыкай к жизни в большом городе. Это тебе не деревня, Фархад.
Паренек дёрнулся, собираясь возразить, но старший товарищ снова, на этот раз сильно и безжалостно, ударил его в бок, и этот аргумент заставил непокорного юнца промолчать. Тот лишь недовольно повел плечом и пробормотал:
– Да я это, брат…
– Не брат, – поправил старший. – Я Ерлан, ты что, забыл? Можно еще Иса-Якуб.
– Почему Иса-Я…куб? – не понял Фархад.
– Это мой псевдоним, – загадочно пояснил Ерлан. – У тебя тоже будет свой псевдоним. И вообще, хватит задавать вопросы. Если уж решил стать дервишем, то будешь выполнять всё, что я говорю. Я твой духовный наставник. Гуру, мастер, сенсей. Ну, и так далее.
Фархад почтительно наклонил голову, но по его искривленному лицу стало понятно, что это движение далось ему с огромным трудом.
– Гордыня, – отчеканил Ерлан, глядя на ученика с явным сомнением в прищуренном взгляде. – Гордыня и море самомнения без каких-либо оснований для этого: бич современного человечества.
Каждое слово он произносил ясно, членораздельно и со стальными хрипловатыми нотками, а его крайне серьезный тон и сфокусированный взгляд без тени улыбки на лице заставляли любого человека невольно прислушиваться и с ходу ощущать некое уважение к обладателю подобного тяжеловесного, нешуточного голоса.
Со скрипом и лязгом подъехал пятый троллейбус, и друзья вошли в него вслед за визгливой толпой приезжих с разнокалиберными чемоданами. Светловолосый шофер, одетый в десантную майку с голубыми полосками и защитные армейские брюки, хлопнул дверью и вышел на улицу покурить. Наступил период от десяти до пятнадцати минут: святой промежуток времени для алматинских водителей общественного транспорта, который неукоснительно соблюдался с незапамятных времен и остается в ходу и по сей день, несмотря на очень негативное отношение к этому обычаю со стороны всех без исключения пассажиров. Растоптав бычок, шофер вернулся и начал гоготать со своим знакомым, оба при этом абсолютно никуда не торопились. Минут через двенадцать томительного ожидания один из пассажиров робко спросил:
– А мы когда-нибудь сегодня с места двинемся?
Водитель прервал веселую беседу и мельком взглянул на пассажира, демонстрируя полное безразличие с небольшим оттенком презрения. Затем из его уст прозвучало слово, известное только алматинцам, часто путешествующим по городу на троллейбусах: