– Что вы, что вы! – Она улыбается, и ее вставная челюсть кажется слишком большой для такого личика.
– Меня зовут Наоми, а это моя подруга Энн. Мы пытаемся найти человека, который раньше жил на этой улице. Подскажите, вы давно тут живете?
– Кэрол Белл, – отвечает старушка, пожимая нам руки. – Я могла бы сказать, сколько тут живу, но не хочу признаваться, сколько мне лет. – Она лукаво улыбается и подмигивает мне. – Я здесь всю жизнь. Этот дом построил мой папаша, знаете ли.
Энн тычет меня локтем, и я вижу, как она чуть не подпрыгивает от восторга. Я поворачиваюсь к Кэрол и говорю:
– Невероятно! Такой красивый дом. Наверняка вам нравится жить рядом с морем.
Кэрол кивает.
– На что другое я бы не согласилась.
Я указываю на старый дом Луки.
– Видите этот голубой дом посреди улицы?
Старушка высовывает голову из дверного проема, чтобы посмотреть, куда я показываю.
– Вы не помните семью, которая жила тут несколько лет назад? По фамилии Пичлер. Как минимум восемь лет тут провели, возможно больше. У них был сын по имени Лука.
Кэрол задумчиво кривит губы.
– А, да, – вспоминает она через минуту. – Помню Пичлеров. Хорошая была семья, хоть и нелегко им пришлось. А за мальчика я волнуюсь. Вы его знаете? Как у него дела?
Интересно, что значит «семье пришлось нелегко»? Район кажется славным, а Лука никогда не жаловался в письмах на трудное детство.
– Мы с Лукой раньше обменивались письмами, а за годы потерялись. Я надеялась, вы расскажете мне о нем или его семье. Я бы хотела снова ему написать.
– Ох, ну как же это мило! – восклицает Кэрол. Она поджимает губы, ее взгляд возвращается к голубому дому через дорогу. После этого тон старушки меняется. – Лидия всегда ссорилась с мужем. Вряд ли он ее бил, но на улице стоял такой ор, что будил весь район. Пару раз даже полицию вызывали, но никого не арестовывали. А потом мистер Пичлер уехал и не вернулся. Наверное, и к лучшему, но, мне кажется, мальчику было очень нелегко. Через несколько лет Лидия заболела. Представить не могу, каково было ребенку потерять обоих родителей, не успев даже закончить учебу.
Кэрол рассказывает настолько небрежно, будто я и так обо всем этом в курсе, раз переписывалась с Лукой. Я ошеломленно смотрю на нее, пытаясь переварить произнесенные слова. Я не знала, что отец Луки его бросил и что его мать заболела. Он никогда не писал об этом. Правда, может, и писал, только по-своему, косвенно. Я вспоминаю те несколько писем, которые были резче прочих, такими грубыми, что уже не казались игрой. Я не понимала тогда, что именно Лука переживал. Нужно перечитать все письма, когда вернусь домой. Наверняка я что-то упустила.