удержался, чтобы не заключить старцев в объятия. Вместо этого я поднял
над ними крест и Библию и велел повторять за мной слова Господа, слово
в слово! Так мы приступили к главной молитве.
– Отче наш, коли есть ты на небесах, да святится имя Твоё, да прибудет
Царствие Твоё, да будет воля Твоя, яко на небе и на земле…
Старцы вторили словам молитвы хором, слово в слово, и казалось мне в тот миг, что ветер играл верхушками деревьев в такт нашим голосам, и весь остров, наконец, осветился, сбросив с себя тенёта язычества. С того момента, думал я, начинается на острове новая эра – эра Христа.
Я распрощался со старцами, оставив в дар Библию – как источник писания, а в
качестве назидания велел ежедневно повторять молитву, покуда она не станет с
ними самими единым целым и, таким образом, не приблизит их к Богу, насколько это возможно.
Не скрою, на тот момент меня переполняла гордость, с которой я сам
незамедлительно начал бороться, проговаривая иную молитву, пока руки мои, не зная усталости, работали вёслами, правя лодку обратно к нашему судну.
На борту меня встретил капитан, выразив изрядное беспокойство моим долгим
отсутствием. Яков тоже интересовался моим визитом, и перед тем как рухнуть
на ложе своё без сил, я поведал экипажу, что произошло на острове, посоветовав отныне называть этот клочок земли не иначе как остров Трёх
Сынов. После чего я лёг спать.
Пробудился я оттого, что матрос судорожно тряс меня, вцепившись в рукав
моей рясы.
– Святой отец, святой отец, проснитесь!! – на лице ещё молодого человека
была маска неподдельного ужаса, а глаза сияли в темноте каюты не хуже
каминных углей.
– Тебе чего, сын мой? – но вместо ответа матрос потащил меня на палубу, пытаясь что-то попутно объяснять, говоря столь сбивчиво, что я и отдалённо не
понимал, почему меня разбудили.
Уже на палубе я понял, что проснулся в час предрассветных сумерек, и, кроме
меня, капитан, штурман, а также остальные матросы, вцепившись руками в
корму, смотрели куда-то в океанские волны.
– Что вы там узрели, окаянные? – я последовал примеру экипажа, тоже
подошёл к ограде палубы и внимательно всмотрелся.
– Ваше преосвященство! – голос капитана дрожал, а когда он повернулся ко
мне, то на лице его нельзя было не узнать отпечаток подлинного страха. —
Этого ведь не может быть!?
– Ты что, – позабыв про всякую субординацию, штурман Яков обратился к