– А вот это пусть начальник решает. Харбал, отведи его к нему. А ты, – и он показал на Мариам, которая порывалась встать, – посиди пока здесь.
Начальник мне сразу не понравился: толстый, со спесивым выражением на свинячьей физиономии. Он чем-то напомнил мне прапорщика из части, где я служил срочную, разве что одет был не в пятнистую камуфляжку, а в бархатный плащ поверх недешевой хламиды.
Посмотрев на меня, он неожиданно спросил на ломаной латыни:
– Ты кто и откуда?
– Никола из рода Бодонов, – ответил я.
Тот мерзко осклабился и процедил:
– Этот – римский… – Я не понял слова, но понял, что имелось в виду «шпион». – Взять его!
– Я не римлянин, – ответил я.
– Не ври. Ты одет не по-нашему, говоришь на языке врага, а на одежде у тебя латинские буквы.
– Неужто ты думаешь, что римлянин был бы столь глуп, чтобы…
– Заткнись! – заорал тот. – Покажите ему, ребята!
Меня схватили двое мордоворотов, заломили руки и потащили в соседнее приземистое здание. Я не сопротивлялся – зачем? Эти только обрадуются. А мне хотелось выйти отсюда без особых телесных повреждений. В том, что я выйду, я был вполне уверен: Мариам никто держать не рискнет, а Ханно меня вытащит.
Мою тушку протащили по каким-то коридорам, и я оказался в комнате, где при тусклом свете масляной лампы смог разглядеть каменные плиты пола с бурыми пятнами, квадратное отверстие посередине примерно метр пятьдесят на метр пятьдесят, закрытое крепкой решеткой, а рядом к железным штырям была привязана свернутая веревочная лестница. Что было под решеткой, видно не было – было слишком темно. Все это очень напомнило мне Мамертинскую тюрьму в Риме, в которой некогда содержался святой апостол Петр и которую мы с родителями посетили незадолго до возвращения в Россию. Разве что там не сохранились ни решетки, ни лестницы.
Один из сопровождающих откинул в сторону решетку; замка там не было, а имелся лишь металлический прут, не позволявший открыть ее снизу. Затем он поставил масляную лампу в небольшую нишу в стене и кивнул напарнику. Пусть я и не сопротивлялся, но меня повалили на плиты и начали бить. Я сначала попытался инстинктивно прикрыться левой рукой и получил такой удар по ней, что она повисла как плеть. А меня били дальше. По ребрам, по ногам, куда угодно, только не по лицу и не по голове: наверное, хотели сохранить товарный вид – то ли для того, кто будет допрашивать шпиона, то ли для суда.