– Простите, – раненый тяжело дышал и стремительно бледнел, – могу ли я на вас рассчитывать? Соизволите выполнить последнюю волю умирающего? Выслушайте. Там остатки архива из радиофонда, я вас умоляю, заберите его себе, это самое ценное. Северсон, Кай Александрович, спасите его записи… Там ключ… Записи с ним промаркированы черной полосой… Я не успею…
Антон Денисович потерял сознание, а приехавшая вскоре неотложка констатировала его кончину. Рабочих через час поймали в соседних дворах.
Пластинки я забрал – все-таки на то была воля усопшего. Они действительно оказались промаркированы черной полосой и содержали какие-то приписки от руки карандашом, которые я особо разбирать не стал, а просто кинул в машину. Оттуда они перекочевали ко мне домой, а затем на дачу, где и хранились среди старых, никому ненужных книг, кои было недосуг читать, но жалко выбросить.
К теме записей я вернулся несколько позже, причем случилось это в силу совершенно невероятных обстоятельств. Казалось, кто бы мог подумать, что в нашем спокойном городке меня угораздит попасть в передрягу и на кону будут стоять моя жизнь и здоровье?
Всего-то стоило сделать небольшой репортаж, где я не очень лицеприятно выразился о местном депутате, да и слегка упомянул его бандитское прошлое. Слуга народа, как выяснилось, слыл злопамятным человеком.
Для начала у меня отказали тормоза в машине. Обошлось испугом и небольшой аварией. Затем кто-то попытался напасть на меня ночью, когда я после банкета возвращался домой. Пострадал я более существенно и получил удар ножом, который, к счастью, пришелся в карман с так удачно прихваченной с фуршета бутылкой. А кульминацией стал случай, когда мне разбили окно в квартире и бросили туда емкость с зажигательной смесью. От неминуемой гибели меня спасла неосмотрительность исполнителей: они перепутали окна и вместо моей квартиры отправили огненный привет соседям, которые от такого приказали долго жить.
Тут и дураку стало понятно, что в сложившейся ситуации явно наблюдался некий злой умысел. Я решил обезопасить себя и укрылся на даче. О ней знало не так много народу, да и находилась она в весьма уединенном районе, где все были на виду, поэтому в целом подобное представлялось безопасным вариантом.
Не учел я только одного: привыкший находиться в постоянном движении, я оказался заперт в четырех стенах, и это угнетало меня до глубины души. На третий день своего затворничества я, переделавший уже все, что можно только переделать, вдруг случайно наткнулся на стопку пластинок.