– Сикутин целоэтинтера
– sicut in cello et in terra
– Панемнострум суперсубстнтцл… дебита… дебиторибус… Сэдлиберо носамало. Amen, – закончил мальчик
– Sed libero nos a malo. Amen, – сказал огневик.
Они немного помолчали.
– Ну что? – спроси огневик, – убедился?
– Да.
– Пустишь меня?
Мальчик кивнул, поднял правую руку.
– Ладонью вверх разверни, – пробурчал огневик, подплывая к мальчику.
Он завис на несколько секунд над раскрытой ладонью мальчика, а потом вдруг рассыпался целым снопом искр. Золотые искорки падали мальчику на ладонь и исчезали, оставляя на коже маленькие темные точки-шрамы.
– Ай, – крикнул мальчик скорее от страха, чем от боли.
Потом вдруг все закончилось, он выпрямился и огляделся, а вокруг… А вокруг замка, который стоял на вершине холма, поля ржавой травы сбегали вниз и золотились внизу дымкой созревших колосьев. Серая дымка неба тоже начинала золотиться на западе, потому что где-то там под одеялом облаков солнце ложилось спать. Воздух, необыкновенно свежий после дождя, оглушительно пах землей и мокрым сеном. Послышался лай – со стороны леса показалась группа всадников и собак – господин барон сегодня ездил на охоту. Наверняка везут добычу. Кайл огляделся еще раз, вдохнул воздух полной грудью и рассмеялся. Потом он собрал валявшиеся на земле доспехи и, чуть согнувшись под их тяжестью, поспешил к двери донжона. Он первым сообщит, что господин возвращается с охоты.
Кайл ворвался в теплую кухню, чуть освещенную слабым огнем очага, и закричал:
– Господин возвращается!
– Чего орешь, как блажной?! – возмутилась прикорнувшая у очага кухарка. Она поднялась на ноги, потянулась, зевнула.
– Правда что ли возвращается?
Кухарка доковыляла до двери и выглянула наружу.
– Господин возвращается! – послышался ее крик. – Перрет! Жакет! А ты чего стоишь?! – накинулась она на Кайла. – Разводи огонь!
Кайл метнулся во двор и скоро грохнул огромную охапку поленьев на пол у очага. Дрова тоже отсырели. Они дымили и никак не загорались.
– Дай-ка я, – шепнул огневик. – Из рук Кайла на дрова дохнуло теплом, и они тут же весело затрещали.
Кайл довольно жмурился у очага. Лицо раскраснелось, брови дымились, но он придвигался еще ближе, наслаждаясь суровой лаской огня.
– Чего расселся? Ты еще голову туда запихни! – накинулась на него кухарка.
Прежде Кайл тут же втянул бы эту самую голову в плечи и, что-нибудь пробормотав в свое оправдание, ушел бы в уголочек, подальше от кухаркиных глаз. Но теперь он весело сказал: