– Что это было?.. – прошептал бесшумно подошедший к нему Стефан.
– Ты что – сын Домианоса? – скривился то ли от удивления, то ли от негодования Томас.
– Ты врал нам?! – возмутился Карл.
– Я… я… простите меня, – прошептал мальчик и размазав потекшие по лицу слезы, бросился прочь.
– Ну и дела… – протянул Томас, почесав затылок. – Вот Феликс-то удивится…
—–
«Ибо Господь, кого любит, того наказывает; бьет же всякого сына, которого принимает. Если вы терпите наказание, то Бог поступает с вами, как с сынами. Ибо есть ли какой сын, которого бы не наказывал отец? Если же остаетесь без наказания, которое всем обще, то вы – незаконные дети, а не сыны». – Евр. 12,6-7
Его сиятельство Морнэмир спустился в подвальное помещение вслед за крупным, почти вдвое шире его в плечах, стражником. Пахло канализацией и чем-то тухлым. Пламя факела осветило выросшую на сырых стенах мшистую плесень. Наконец, они пришли к самой дальней камере замурованного под землей коридора. Безмолвный гигант остановился возле решетки и приняв из рук господина факел, встал на посту. Лорд же ступил в небольшое мрачное помещение, где то и дело слышался крысиный писк и стук капель воды о каменный пол. Подвешенный к стене мужчина даже не пошевелился. Он напоминал мумию. Сухая желтоватая кожа туго обтягивала ребра, длинные грязные волосы падали на изможденное осунувшееся лицо, а служившая набедренной повязкой тряпка источала ужасающую вонь. Лишь только когда граф приблизился к нему вплотную, человек тихо застонал и загремел цепями.
– Тише, тише. Я понимаю, что ты безумно рад меня видеть, но постарайся держать себя в руках, – усмехнулся советник. – Последние месяцы твоими собеседниками были лишь мокрицы да крысы, так что я тебя понимаю. Надеюсь, что мои люди были гостеприимны к тебе, ежедневно приносили еду и питье. А то выглядишь весьма несчастным, словно тебя здесь не кормят, – издевательски улыбнулся Домианос, с откровенным любопытством оглядывая торчащие кости и раны на теле узника.
Тот с трудом поднял голову и с ненавистью уставился на своего мучителя, прищурив глаза.
– Мерзавец.
Аристократ расхохотался. Его явно веселило отчаяние и безысходность положения пленника.
– Полноте, любезный. Полно. Все же гость не должен грубить хозяину. Я не так жесток, как ты внушал людям. Я обещал тебя отпустить, и я отпущу. Как только ты мне все расскажешь.