Ничего страшного. Сказать «да» несправедливому - страница 28

Шрифт
Интервал


В этот же день я узнала, что нельзя сидеть на кровати пациента. Начался общий обход врачей, и всем мамам было велено встать. Правда, нам не сказали, где сидеть, ведь в палате стояло только одно кресло. Было принято решение сидеть на кровати, пока не видят врачи, – так все и делали. Я и несколько мам попались, потому что об этом правиле не знали. А кто знал, просто вовремя соскакивал, чтоб не получить замечание. Вот такой абсурд. Но подобное происходило не только в этой больнице.

Конечно, правило имело под собой логическое объяснение – микробы на одежде. Но мой варикоз шептал, что, стоя весь день, мы далеко не уедем, тем более что резинки от носков, ношение которых было тоже обязательным условием для пациентов и сопровождающих, сдавливали ноги, которые из без того отекали от длительного нахождения в вертикальном положении.


10 ноября. Нас записали на МСКТ. Обследование проводилось под наркозом. Тогда Олеся получила первый наркоз. Забавно, как вновь поступившие сначала считают, сколько наркозов получили их дети, потом забивают на это. Будто идет внутренняя трансформация от «мы лечимся без антибиотиков, даем иммунитету самостоятельно справиться» до «поставьте хоть что, лишь бы справился, лишь бы жив остался».

Все это, напомню, потому что крепкий иммунитет ребенка складывается (присваивается!) в копилку личных достижений. Как будто я отстояла в огромной очереди за этим иммунитетом или отвоевывала его в неравном бою. Это как гордиться внешностью ребенка, цветом глаз, своей национальностью, климатом в родном городе. Спасибо, что вышло все так, но моя-то заслуга в этом какая?.. Я думаю, поэтому многие матери не могут принять болезнь ребенка, потому что наличие у малыша иммунитета транслируется это как личное достижение. А ты вот не достигла. Глупо ведь, правда? И я сама была такая же глупая.

Я занесла Олесю в кабинет МСКТ, ее забрали, меня выгнали за дверь. Я слышала, как она плачет. И как же это было тяжело – не ворваться в кабинет. Потом наступила тишина. Все длилось минут пятнадцать. Когда Олесю разбудили, меня пригласили обратно. Анестезиолог держал ее на руках и приговаривал так, чтобы я слышала:

– Сейчас мама придет, мы ее наругаем.

– За что? – спросила я.

– Как вы могли такую вырастить?! Отсюда, – он показал в область ребра, – досюда… – он показал в область таза.