А может, я подхватил Вонючее иссыхание – эта мысль заставила Николаса физически содрогнуться всем телом; он представил, как его голова уменьшается в размерах, сохраняя пропорции черт лица, до размеров алебастрового шарика.
– Окей, – ответил он задумчиво и принялся расшнуровывать свои рабочие ботинки. Он чувствовал потребность в чистоте; он тоже примет душ, несмотря на жестокие водные ограничения, действующие сейчас в комплексе по его же собственному указу. Не чувствуешь себя чистым, осознал он, – и ты обречен. Особенно с учетом того, что именно может сделать нас нечистыми, этих микроскопических штук, падающих на нас, которых какой-то разгильдяйский самоходный металлический комплект запчастей поленился вычистить как следует перед тем, как нажать тумблер «вниз» и отправить к нам триста фунтов зараженной материи, горячей и грязной одновременно… горячей от радиации и грязной от микробов. Отличная комбинация, подумал он.
Но на фоне всех этих невеселых раздумий, где-то на заднем плане, все время всплывала одна и та же мысль: Соуза умирает. Что может быть важнее? Просто потому что – ну сколько мы продержимся без этого старого ворчуна?
Примерно две недели. Потому что через две недели их квота поступит на аудит. И на этот раз – а он знал свою и своего танка удачу – это будет один из агентов министра внутренних дел, Стэнтона Броуза, а не генерала Хольта. Ротация. Как однажды сказало изображение Янси на большом экране, это предотвращает коррупцию.
Он набрал на аудиофоне номер клиники танка.
– Как он?
На другом конце линии доктор Кэрол Тай, их терапевт, возглавляющая маленькую клинику, ответила:
– Без изменений. Он в сознании. Спустись к нам; он сказал мне, что хотел бы с тобой поговорить.
– Окей.
Николас прервал связь, крикнул – сквозь шум льющейся воды – Рите о том, что уходит, и вышел из ячейки; в общем коридоре он проталкивался мимо людей, возвращающихся из магазинов и комнат отдыха в свои ячейки, чтобы лечь спать: часы действительно не врали, ибо он видел на многих купальные халаты и стандартного образца шлепанцы из синтетического меха вуба. Да, понял он, и в самом деле пора ложиться. Вот только он точно знал, что все равно не сможет уснуть.
Тремя этажами ниже, в клинике, он прошел через пустые приемные покои – клиника была закрыта, действовал лишь стационар, – а затем мимо сестринского поста; медсестра почтительно встала, приветствуя его, как-никак Николас был их избранным президентом; и, наконец, оказался перед дверью палаты Мори Соузы с закрепленной на ней табличкой «Тихо! Не беспокоить!». Он вошел внутрь.