Услышав столь непоколебимое пренебрежение к любым своим словам, Велга широко развела руки, демонстрируя знак неизбежного отчаяния в возможности что-то исправить; и жест её был посвящён не кружащему над головой противнику, а всем тем людям, что слушали внизу, и действительно ждали истинного ответа, на ставший очевидным вопрос о сути и роли руководившего ими до сей поры человека. Ведь, в сравнении с ним, Велга вела себя подчёркнуто прямо со своими людьми, и давала всем им то, на что они надеялись истинно, не вводя в заблуждение, относительно цели и сути совместной их борьбы, как то обыкновенно делал Палач, призывая к себе анархистов обещаниями задорного разгула, посулом изменить жизнь к лучшему, дабы и они могли помочь нуждающимся в помощи беднякам и простолюдинам; но анархисты его, до сей поры, так и оставались в ожидании свободы, словно служащие, получая лишь сиюминутные удовольствия, и утешая чувство собственной важности самим фактом своей красоты, гарцуя, но, не имея оснований для истинного самоуважения и почитания в народе, покуда не делали ничего для народа полезного.
– Люди! – перекрикивая разрушающий свободу общения шум от вертящихся над головой лопастей, выкрикнула в толпу Велга, не поднимая уж головы своей к упрямо опровергающему любые справедливые возражения главарю части стоящих под её ногами и накрытых тенью механического стального зверя народных неформалов, тенью, отогнать кою вознамерилась она уже не шуткой гневных слов, а настоящим призывом, решить уж раз и навсегда – с кем им оставаться.
Поэтому, обращаясь к ним, Дама заговорила так: «Люди мои, к Вам обращаюсь! Уж вразумите этих добрых, обманутых свободолюбцев, понадеявшихся однажды на волю пообещавшего им свободу человека, но обманувшего их… в том вразумите, что свобода эта достижима! Собственным рассказом о случившемся с вами, покуда были со мной, вразумите о том, что есть раздолье в этой жизни, что не всё кругом порядок и ожидание чуда, а что есть право это чудо лицезреть, и даже участвовать в его становлении! Так же, если осталось у вас, чем поделиться из добытых нами средств духовных или материальных, дайте им! Пусть вкусят, плоть и кровь свою, наполнив свободой; и пусть решают – куда идти, с кем оставаться, и на что надеяться!… А я, сами знаете, – обещаю лишь свободу! И вот, уж и дышать вам становится легче, взахлёб уж упиваетесь!… Обещаю разгул и, вот уж, пляс так пляс!… Они-то – его которые – хоть и стоят здесь, с вами рядом, а ничего подобного вашему ещё и не переживали… поэтому – поделитесь с ними, чем можете, поддержите их дух словом и делом, чтоб решили скорее, как быть им дальше – анархистами или гражданами, под Палачом… пусть решают скорее ныне, ибо минуту вам даю на решение, пока не увидите чудо моё вам в назидание! А уж, как увидите чудо, то уж поздно решать будет – с кем, да как, – ибо начнётся для всех новое время! Ну, а с этим лжецом, что трещит, портя воздух над головой, я разговаривать боле не стану, пококму ложь его, уже им самим и правит, и живёт он, видать, лишь на её силе, раз нагло выворачивает слова мои, и выставляет себя героем, что ли, там – в железном корыте, с жандармами рядом!»