– Судя по числам на часах, восторг его на этом завершится… – мрачно глядя на электронный циферблат над стоящим в углу телевизором, комментировал произошедшее младший Александр и, презрительно хмыкнув, осушил свой бокал.
– Что ты такое говоришь, Александр? При чём здесь числа на часах? – обеспокоенно забегав глазами, обратилась к младшему сыну мать, сменив интонацию высокомерной иронии, удерживаемою в разговоре со старшим сыном, на благочестивое подобострастие, гожее на обращение к благородной персоне.
– Сорок две минуты… – ставя пустой бокал посреди стола, выразительно распахнув глаза, ответил юноша, и, выбрав от торта самый красивый кусок, положил на маленькую тарелку, чтоб, захватив лакомство на ладонь, покинуть кухню.
– Александр, подожди! Объясни хоть, что ты подразумеваешь… – чувствуя какую-то зловещую недоговорённость, поднялась следом за младшим сыном мать, и раздражённо захлопнула окно, предательски впустившее с улицы налетевший вдруг холодный ветер.
– Число смерти – 42… Разве ты не помнишь, что говорил об этом Сашка? – задержавшись на миг, снизошёл до скупого ответа Александр-младший, кивая в сторону холла, где скрылся Пушкин.
– Ах! Опять эта глупая Пушкинская магия! Что Сашка, что отец его, упокойник, понавыдумывали чепухи какой-то! Какие-то числа у них удачи, какие-то – неудачи… Даже смерти, и той, значение выдумали! – ворчливо разругалась мать, услышав такой ответ, и, подобрав возле себя салфетки, чтобы вытереть пролитое на бумаги вино, крикнула в пустой уже коридор, вдогонку младшему сыну: “А ты-то, Александр, ты-то, – что слушаешь бредни старшего братца? У тебя-то ум должен быть!”
Но раздражение её тут же и прошло, превратившись сначала в отчаянную печаль узнавшего дурную весть человека, а потом и вовсе – перекатилось в ярость проклинателя, потому что, вернувшись назад с крайне обескураженным видом, старший её сын вымолвил с порога: “Отменили… отменили мой контракт… Не знаю и почему даже… Сказали, чтобы я к ним больше не ходил и не связывался с ними по телефону и через интернет, потому что я сделал, мол, что-то выходящее за их рамки понимания… И теперь я для них – враг! Почему – они мне не говорят… происходит что-то странное!”
Эти слова, произнесённые Пушкиным на пороге кухни, майор наш отчётливо слышал через уши притаившегося в коридоре, возле зеркала, юного Александра, улыбающегося своему отражению на вспотевшем от жаркого выдоха пятне, с нарисованным посреди него числом – числом 42.