Однако не было времени думать о дурном. Вперед – к новым приключениям!
Были среди них и мистические. Кто же не любил в молодости пощекотать нервы?
В одном из портовых кварталов Петербурга располагался салон известной гадалки Кирхгоф.
Немка преклонного возраста появилась в Петербурге в начале XIX века. Откуда она прибыла, никто не знал, впрочем, как и ее точного имени: одним она представлялась Шарлоттой Федоровной, другим – Александрой Филипповной. Едва обосновавшись в столице, госпожа Кирхгоф открыла собственный магический салон, где предлагала всем желающим широкий выбор гаданий: на картах, по руке, на кофейной гуще, на песке. В считаные дни она стала знаменитой, а к салону потекли потоки жаждущих узнать свое будущее. Встречи с ней искали и в то же время боялись. Кто-то считал ее ведьмой, кто-то женой сбившегося с пути пастора. А самые впечатлительные особы свято верили в то, что загадочная гадалка – призрак, который сошел в реальный мир с картины Рембрандта и вселился в тело старушки.
Чаще всего к Кирхгоф обращались заядлые дуэлянты и картежники, неверные жены и их молодые любовники, охотницы за знатными женихами. Богатые аристократки, дабы сохранить свои секреты, отправляли за гадалкой экипаж и впускали в дом через черных ход, остальные добирались сами, под покровом темноты. Никто не выходил от прорицательницы с улыбкой на лице. Как правило, посетители выглядели очень удрученными, а многие так и вовсе хватались за сердца и еле переступали ногами.
Не миновал мистического салона и наш герой. Заявился после затяжной прогулки по столичным кабакам, с друзьями, нетрезвый.
– Мир дому сему! Шампанского! – огласил мрачную, наполненную дымом и треском свечей прихожую голос Пушкина.
Из полумрака появилась фигура Голицыной.
– Александр, здесь вам не попойка! Здесь салон великой прорицательницы!
– Вас люблююю я понемногу… – улыбался пьяный Пушкин в ответ.
– Княгиня, мы тоже пришли узнать будущее! Клянусь! – вступился Данзас. – Да, Пушкин?
Поэт откинул голову назад и закрыл глаза.
– Это он вошел в транс… – поддерживая друга, бормотал Пущин. – Прощу прощения, извиняюсь…
Они вдвоем потащили полуживого поэта к двери гадалки, несмотря на его вялые протесты: «Поедем есть страсбургский пирог[12]?»
Прорицательница, как ее уважительно называли почитатели, Кирхгоф занимала тесную комнату, наглухо задрапированную тяжелыми темными шторами. На столе тлела свеча, лежала колода карт и что-то похожее на глубокую чашу. Хозяйка беспрестанно курила трубку.