– Нет, не привелось.
– Ну, фараоны-то знают анархиста Горца, давно за мной охотятся. Так меня товарищи называют, Горец. А ребята кто такие, не разболтают?
– Насчёт этого можете не беспокоиться, – заговорил Максим. – Я сын инженера Пудовкина, меня зовут Максим, а это сын Клауса Ленца, Николай.
– Хм… Не знал, что у него сын. Хороший товарищ был Клаус.
– Товарищ? – удивился Ленц. – Он тоже был анархист, да?!
– Э-э, нет, человек-то был надёжный, можно положиться, да наших убеждений таки не разделял. И не только он. Одна надежда теперь на молодую поросль.
– Так, значит, он не виновен, да?
– Это как сказать. По чести невиновен, а по закону – другое дело. Не донёс, вот за совесть его и осудили. Да ведь уже не вернёшь, пропал человек.
– Вы уже знаете, да? – спросил Ленц.
– Так тюремный телеграф…
– А мой дядя? – спросил Максим.
– На него-то много понавешали, – вздохнул Бергман. – Дело безнадёжное.
– А здесь вы что делали? – спросил Лосев. – Искали что-то?
– Сначала искал, не нашёл, потом вроде хвост был, тут же и укрылся. Ведь мне одному удалось улизнуть, остальные засыпались, идти некуда. Есть у меня тут дело, должок отдать, потом за кордон собираюсь, на это деньги нужны. Не поможете?
– К сожалению, в результате последних событий мы лишились, так сказать, денежной поддержки, – ответил Лосев. – А нам самим необходимо аппарат достраивать.
– Верю. Жаль. Ваша машина – дело стоящее, может у марсиян всё лучше налажено, чем на Земле, научат нас, помогут. Здесь народ такой, хоть кол на голове теши. Много у нас ещё работы, много.
– А долг как же отдавать?
– Какой долг?
– Вы же сказали, что дело тут осталось, долг отдать.
– Ха-ха-ха, – засмеялся Бергман. – Это ж не денежный долг, а моральный, дело чести.
Он подошёл к Ленцу, положил ему руку на плечо:
– А ты, Коля, не хочешь к нам? А то давай со мной во Францию, там совсем другая жизнь будет. Что тебе тут?
– Во Францию! В Париж, да?! – встрепенулся Ленц, но тут же сник. – Нет, не надо мне туда. Я не революцьонэр, это не моё. Хочу художником стать.
– Чудак человек! – воскликнул Бергман. – Во Франции самые и художники! Будешь в анархистской газете иллюстрации рисовать. Был у нас там свой, великий мастер, Камиль Писсаро. Знаешь такого?
– Да, конечно, это импрессионист, да?
– Импрессионист и анархист. Для нас рисовал. Помер вот только, лет пять уже. А если ты вместо него будешь, как тебе сия идея?