У Захара перехватило дыхание: он знал, что волки в этой округе озлобленные. С той поры как прикрыли птицефабрику, многие годы служившую им доступной кормушкой, животные голодали. От их нашествий скудело то одно, то другое хозяйство. Пропадала птица, мелкая скотина. Пострадали селяне: две женщины и один ребенок исчезли, а спустя некоторое время в бору обнаружили обглоданные человеческие останки. Местные власти информировали о бедствиях районное руководство, но оттуда им рекомендовали «не создавать ажиотажа, а принимать незамедлительные, но адекватные меры».
Мужики тогда решили сами организовать облаву – взрывали норы и отстреливали диких животных. Волки отступили, притихли. Но селяне догадывались, что это временное затишье, и зимой нападения возобновятся с новой силой: голод сделает животных бесстрашными, а травля – осторожными и невероятно хитрыми.
При появлении хищников Захара охватила паника: вспотев от напряжения, он судорожным движением нащупал рукоятку ножа. Единственный путь – взобраться на сосну и ждать, когда кто из односельчан будет возвращаться домой по этому проселку.
«Черт, черт, черт, – залихорадило в голове, – ну, теперь мне точно крышка! Ксана, девчоночки мои, простите…»
Медленно, подавляя дрожь, начал отступать. С каждым его шагом волки приближались, скалясь и изрыгая рычание; они продвигались синхронно – тройной шеренгой, образуя посередине клин, возглавляемый крупным самцом.
Впервые Захар увидел, как сверкают алчностью глаза голодного хищника. Сердце заклокотало где-то под самым горлом, возникло неодолимое ощущение безнадежности. Возле сосны подпрыгнул и, цепко хватаясь за ветви, начал карабкаться наверх. Дикое рычание оглушило его, и он не сразу почувствовал, как обожгло огнем левую голень.
Крик ужаса и боли вырвался из груди, когда увидел самца-вожака, сомкнувшего страшную челюсть на ноге; клыки пронзили сапог, впились в плоть. Под тяжестью извивающегося хищника Захар едва не сорвался с дерева; дико закричал и, извернувшись, ножом полоснул волка между ушей, затем по шее. Кровь обагрила дымчатую шерсть, и хватка мгновенно ослабла. Самец рухнул, а голодная, обезумевшая стая сородичей разорвала его в клочья.
Следом округу потряс протяжный, жалобный вой; от него, казалось, содрогнулись сосны, стряхнув с ветвей пушистый снег.