Память стерла из моей головы причину, по которой отец в тот вечер умчался куда-то, сломя голову, на своем «бьюике», оставив меня одного. Возможно, заболела одна из его любовниц или что-то там еще… В общем, сославшись на то, что из-за плохой погоды и всеобщей хандры в баре отчего-то не было ни одного посетителя, отец «сделал мне ручкой», надел свою пропахшую табаком кожаную куртку и скрылся за входной дверью, приказав мне вымыть пол и почистить специальным порошком раковину и плиту на кухне.
Делать мне все равно было нечего, так как все уроки назавтра я сделал еще днем, сидя за барной стойкой перед телевизором, а поэтому, не обращая внимания на отчего-то хмурое и подавленное настроение, я принялся поднимать с пола стулья и ставить их на столы ножками вверх, чтобы они не мешали уборке. Телевизор я выключил. После шумного дня в школе и не менее суетливого вечера в баре до того, как его покинул последний клиент, мне хотелось тишины и спокойствия. Разобравшись со стульями, я отправился на кухню, где набрал теплой воды в большое пластиковое ведро противного оранжевого цвета, налил в него немного моющего средства, воняющего какой-то веселенькой легкомысленной больничкой и, вытащив из кладовки швабру, вернулся со всем своим барахлом уборочного характера обратно в зал, решив, что грязные плита и мойка вполне могут подождать до лучших времен.
Мытье полов меня отчего-то занимало. Мне нравилось елозить по полу веревочной лохматой тряпкой, видя как затоптанный пыльными ботинками серый грязный пол становится чистым и белым. За работой, подобная трансформация из грязи в чистоту, происходила и в моей душе. Насуетившись и набегавшись по домашним делам до такой степени, что у меня даже запотевали очки, которые я носил в детстве, я приходил к отцу в бар и начинал возиться и вкалывать там уже наравне со взрослыми и ощущение собственной важности, нужности и пользы делало меня по-настоящему счастливым.
Отжимая тряпку, потом полаская ее в ведре, а потом, снова отжимая, я напевал себе что-то под нос и мечтал о чем-то совершенно простом и земном, например, о новых роликовых коньках или о полном собрании дисков моего любимого Оззи Озборна, или же просто о хорошей порции поп-корна в кинотеатре, где идут гонгконгские боевики. Несмотря на то, что мне было всего двенадцать, я выглядел гораздо старше своих лет, так как выдался ростом и уже вступил в полосу своего бешенного пубертатного периода, когда мое тело начало видоизменяться, приобретая еще совсем угловатые, но уже отчетливо мужские очертания.