Лапмарий нахмурил брови и прочел поданный ему документ.
– Триста золотых монет? – Внезапно, с возмущением в голосе произнес князь. Авиммо Вэ кивнул. – Нет, сто, еще ладно, сто пятьдесят, это уже предел. За что такие деньги?
– Прочитайте дальше князь. Я все указал.
Лампарий поднес свиток ближе к глазам.
– То есть триста золотых за поставку я даю тебя в качестве компенсации за перевозки, а ты обязуешься прорыть канал в обход озера Копий?
– Именно так.
– Не понимаю. Это крайне долго и затратно. И такой суммы навряд ли хватит на покрытие всех расходов.
– Уверяю вас, князь, я все подсчитал. Тем более что ниже я прошу отдать этот канал во владение мне. Я буду взимать пошлину в размере пяти процентов от ценности груза любого, кто будет им пользоваться…
– Да. И у тебя появится пассивный доход. На всю жизнь, как я вижу.
– Все верно подмечено, князь.
– Хорошо. Мне нравится эта идея. Но я готов поддержать ее только если цены на ввозимые товары будут снижены, с твоей стороны. Главное для нас – это благоденствие народа и процветание нашего княжества.
– Хорошо. Я подправлю бумаги и завтра поутру принесу их вам на подпись.
– Я созову совет, и мы коллегиально примем решение и, может быть, кто-нибудь окажет тебе даже больше помощи.
– Какая щедрость, ваше…
– Не стоит, Авиммо Вэ. – Князь встал и подошел к изумленному купцу и протянул ему руку, улыбнувшись. Тот принял ее и крепко пожал обеими руками.
– Спасибо вам, князь. Поверьте, я в долгу не останусь.
После того как купец счастливый чуть ли не вприпрыжку ушел из зала, князь сел на свое место и вытянул ноги, запрокинув голову.
– Что-то ты, мой друг, расщедрился не на шутку. – Пробормотал Костоправ, потягивая из кубка какой-то сладкий напиток. – Эх, жаль, что это не вино.
– Таковы порядки местных, Костоправ. Их религия…
– Запрещает пить вино, самогон, саке и другие известные нам горячительные напитки. – Перебил его врач. – Я знаю. Но просто иногда хочется чего-то нашего – домашнего, родного. Хочется снова вернуться на север в белый город Алинром. Ты же помнишь, как здорово играли на его золотых башнях лучи утреннего солнца и как все горожане, призываемые пением петухов и аминианского хорала, спешили в часовенки и Храм Золотого Солнца на Храмовой горе. Там весь город гудел. Казалось, что даже сами каменные стены и бастионы, украшенные золотом и символами Империи, пели радостную песнь, прославляя Солнце и Агиора Дорогора за еще один светлый день. Каждое утро я просыпался, еще будучи маленьким и слушал как мягко запевали священнослужители. Я еще помню их золотые мантии, что играли между проемов в башнях Храма. Они пробуждали ото сна весь город, а после, когда проснутся все, пели громче, не жалея голосов. А из глубин горы им подыгрывали музыкальные инструменты, я до сих пор помню, как били барабаны, задавая ритм всему дню. От них шла какая-то сила, что заставляла быстрее вставать и собираться в храм.