– Что вы от меня хотите? – прошептала Люба.
– Создай себе ауру из терпения и любви, – произнес тихий нежный голос. – Смиренно принимай свою судьбу и не теряй свой луч надежды.
Женщина исчезла, и вокруг все стало синим-синим, ярким и праздничным. Нежно запел хор, и в небе появился небольшой хоровод полупрозрачных человеческих фигур в белых одеждах, которые плавно танцевали, взявшись за руки.
– Это души убитых им, – произнес с неба все тот же тихий голос. Затем все исчезло, стало темно, но в темноте Люба увидела костер и сидящего возле него Василия.
– Пришло время, когда ты убьешь меня, – услышала она его голос и проснулась.
Она села на нарах, еще не в силах понять, где находится.
– Это был сон или явь? – спросила она себя. – Женщина какая красивая, кто она?
И вдруг длинное «А-а-а-ах!» заставило открыть удивленно рот.– Это же Богородица пришла ко мне! Она спасет меня, я знаю, не просто же так она явилась!
Люба внезапно так развеселилась, что вскочила и затанцевала. Потом легла и долго-долго думала обо всем и всех. И вдруг заснула крепким и радостным сном. Пожалуй, впервые за последний год.
Ночная весенняя тайга спала, убаюканная шелестом высоких деревьев и тихого не затихающего дождя. В небольшой пещерке трое путников коротали ночь. Двое спали, скорчившись, тяжелым сном измученных трудным переходом людей. Третий сидел возле небольшого костра, расположенного на краю пещеры. Его мощная фигура выделялась на фоне мерцающих бликов огня.
Его тело было здесь, у костра, а сердце блуждало по просторам тайги, протягивая свои невидимые флюиды к той, которая одиноко спала в избушке среди такой же тайги. Он всматривался в моросящую темноту, словно желая увидеть там что-то, что помогло бы ему решить многие невыносимо трудные вопросы. Он не знал, что такое Бог, не знал, где он, и есть ли вообще, не имел с кем поделиться своей печалью. И он молча заговорил в мрачное мокрое небо.
– Я, Леонид Гринев, неизвестно кем зачатый и рожденный, названный своим именем тоже неизвестно кем, отвергнутый всеми и одинокий с рождения, в четырнадцать лет впервые убивший человека. Я не признаю этот мир, как и он не признает меня. Мне сорок лет, у меня ничего нет, и я гонимый законом за убийства. До сорока лет я ненавидел этот мир, страдал сам и заставлял страдать других. Я не смог повторить себя в детях и, не зная, гены каких предков бушуют во мне, не жалею об этом.