Ольга - страница 4

, в то время, когда регулярные войска тысячами попадали в котлы на других фронтах. Потом поселок несколько раз бомбили, и перед бомбежками с самолета скидывали листовки, предупреждающие о бомбежках и предписывающие уйти в лес. В листовках говорилось, что германские солдаты заботятся о безопасности жителей, поэтому предупреждают о бомбежках, также говорилось, что они пришли освободить русских людей из-под гнета жидо-большевиков. Затем в поселок зашла отступающая советская стрелковая дивизия и стала готовиться к обороне. После короткого неравного боя, в поселок вошли немцы. Наши войска еще держали оборону около двух недель на восточной окраине поселка, но затем выстрелы и взрывы стихли, и стало понятно, что оборона окончена.

Больше всего местных удивил внешний вид немецких солдат – форма сшита аккуратно из качественного материала, и это у обычных рядовых, не говоря уже об офицерах. Людям, выросшим в бедности сложно было понять, зачем на простых солдафонов переводить дорогую ткань.

Немцы же сразу взялись со всей совей педантичностью за обустройство сельской жизни по-своему. Первым делом устроили перепись населения – каждый должен был прибыть в комендатуру и доложить свою национальность и социальное положение. Когда пришли Никоновы, немцы заподозрили Матвея в еврейском происхождении – парень в раннем детстве перенес тяжелую болезнь и оглох, а так как говорить к началу болезни он толком не научился, то, оглохнув, стал еще и немым. Вдобавок он был обладателем внушительного носа и вьющихся волос. Так что подозрения, по немецким меркам, были вполне обоснованы. Допрос вел суровый гауптман2, переводил молодой обер-лейтенант3. Когда Матвею начали задавать вопросы, он стал жестикуляцией показывать им свой недуг. Мать пыталась объяснить ситуацию, но гауптман сурово посмотрел на нее, и она благоразумно отошла. Затем, ничего не добившись от Матвея, все-таки позвал ее к столу. Обер-лейтенант спросил на неплохом русском: «Это точно ваш сын, почему она на вас не похож?» Александра ответила, что похож он на своего отца Федора, который умер еще в 39 году и выложила на стол все имеющиеся документы. Туземные бумажки гаумптмана не сильно заинтересовали, зато он обратил внимание на семейные фотографии, лежавшие в том же газетном свертке, что и документы. Фотографий было не много, он на одной из них была вся семья, Матвей сидел рядом с отцом, мать и сестры стояли сзади. Родственная связь сына с семьей на пожелтевшей фотографии подозрений не вызывала, но немец все не решался принять решение – вдруг, действительно еврей! Проводить осмотр на предмет обрезания крайне не хотелось по причине брезгливости. Ситуацию спас Иван Федорович Кремер, местный русский немец, работавший в комендатуре писарем. Он встал со своего стола в дальнем конце комнаты, подошел к гауптману и на чистом немецком заверил, что Матвея Никонова он знает с детства и его русском происхождении не сомневается. Иван Федорович несмотря на свое происхождение, сочувствовал русским людям, с коими прожил бок о бок всю жизнь. Даже пострадав от погромов в пятнадцатом году, Иван Карлович не озлобился на русских, и немцев считал не освободителями, а оккупантами. Как самого уважаемого из немногочисленных местных фольксдойче, немцы сразу же предложили ему должность бургомистра, но Иван Федорович наотрез отказался. Однако, немного позже, поддавшись уговорам односельчан, устроился в комендатуру скромным писарем, ибо на чиновничьей должности можно было больше помогать людям. Именно сейчас эта помощь от него и потребовалась. Гауптман внимательно выслушал Кремера, сунул документы обратно Александре, злобно вырвал из рук романтически задумавшегося обер-лейтенанта фотографию трех сестер, стоящих на фоне Гостиного Двора в Ленинграде, и громко крикнул, обращаясь к очереди за дверью, – «Nächst