"Что сегодня?"
"Пение слышал. Детское. Только не наше, не церковное. Будто на чужом языке. И холодом потянуло, как из погреба."
Михаил сделал пометку в блокноте, хотя понимал – что толку от протокола в таком деле? Какой рапорт он напишет начальству? "Иконы плачут чёрной жидкостью, требуется экспертиза на предмет чуда"?
Выйдя из церкви, он закурил, глядя на заходящее солнце. Город затихал, погружаясь в сумерки. Где-то вдалеке лаяли собаки – тревожно, надрывно.
Домой Михаил шёл пешком, размышляя о странном происшествии. На углу Советской и Лесной он заметил мальчика – того самого, приезжего. Ребёнок стоял неподвижно, глядя на старую церковь. В сгущающихся сумерках его фигура казалась размытой, нечёткой.
"Эй, малыш! Поздновато для прогулок!" – окликнул Михаил. Мальчик медленно повернулся. На бледном лице проступила улыбка – слишком взрослая, слишком понимающая.
"Я Даниил," – голос ребёнка прозвучал неожиданно низко. – "А вы тот самый участковый, который проверяет плачущие иконы?"
Михаил почувствовал, как по спине пробежал холодок. "Откуда ты…?"
"Они не плачут," – перебил мальчик. – "Они кричат."
Развернувшись, он быстро зашагал прочь, оставив Михаила стоять с открытым ртом. Только сейчас участковый заметил, что собаки перестали лаять. Город погрузился в неестественную тишину.
Дома его ждал сюрприз – на столе лежал старый кожаный дневник. Михаил точно помнил, что не оставлял его там. Рыжая Машка сидела в углу, прижав уши и не сводя глаз с находки.
Дневник был исписан мелким, убористым почерком. Первая запись датировалась 1923 годом: "Сегодня они снова пришли. Говорят, мальчик особенный. Говорят, он несёт весть. Но я видела его глаза – в них отражаются две луны…"
Михаил захлопнул дневник, когда в дверь постучали. На пороге стояла Мария Степановна, бледная как полотно.
"Михаил Андреевич," – её голос дрожал. – "У нас в городе беда. Нашли Петровича. Мёртвого."
Старый рыбак лежал на берегу реки, скрюченный, словно от ужаса. Его седые волосы стали совершенно белыми, а в широко раскрытых глазах застыло отражение чего-то, чего никто не должен был видеть.
Это была первая смерть. Но Михаил уже знал – не последняя. В воздухе повис запах – не привычная гниль старого дерева, а что-то древнее, пришедшее из времён, когда в этих лесах стояли не православные храмы, а капища неведомым богам.