А потом уж она вышла, а муж её отступился ли, умер ли, погиб ли, – Бог его знает! – мы малы были, так его никто не видал… каким-то управляющим у барочников был, дак я ведь не помню… Ну, а тут брат женился, и маме в отцов дом дороги уже не было. А как пришла наниматься – работай, коли хочешь, – так из-за хлеба… Вот как жили, голубчик…
У леса нас оставляли. Мать покажет: “Дальше этой кочки не ходите… Ты смотри тут”, – мне скажет, я постарше была. И уйдёт.
Мы в околосье наиграемся, тут и спим. Мы и пили, и ели у кочки; тут идут за ягодами – кто-то кусок хлеба даст, кто-то доброе слово скажет (мать придёт скоро ваша, мол, ждите)… А она как заухает, – сильная была женщина: “Робёнки! Иду к вам!”, – кричит издалёка…
А у нас там ягод-то, ой! Голубики и другой ягоды… Болото было, Чистое называлось. До него вот ходили…
А в сенокос – увезёт нас мама на луга. Сидим мы, играем. Она ягод нам принесёт: река лугами проходит – смородины-то сколько! У нас там Азатское, Ворбозомское озеро, эти вот на 10 км два озера… Да у нас подряд этих озёр-то, дак, ой! И рек… На лугах вот – на каждых лугах – река так несётся как есть среди лугов. Подумайте: лесные реки – откуда взялись? Я бы теперь, конечно, поглядела… А тогда не знала, люди старые знали… А тогда только мама: “Не ходите, робёнки, потонете!”, – наломает ягод, нам принесёт: “Не ходите!” Прямо полноводные реки несутся, и ведь никто их не прорыл – лесом, прямо лесом так и катят…
А как обирать сено поедут, дак нас на целый день берут. В сеновал посадят, и мы там играем. Ягоды наломают (реки ведь, дак много смородины, всего – по рекам). Мы играем, а они возят сено.
А сеновал тот – ну, как с эту квартиру, поди, будет. Стены, как в избе, а так – проходные двери: заезжают в одни, в другие выезжают. Когда приедут, мы выйдем, а то играем на этом на полу: полы там – как изба! – играем и спим тут – устанем как. А косить они уходили рано, мама, а нас запрут. Мы и не знаем, когда вернутся…
Но игрывала я. Что за игра у девчонок… – слепу́шки всякие стряпают из земли ли ещё что – вся ведь и игра дак…
А парнишки играли: сломя голову бегали. Как же так – в городе хоть в деревне – всё равно ребёнки. А то ведь, знаешь, в деревне рано на работу их ведь уж посылали, рано… Как хочешь, а парнишке это уж боронить, верхом на лошади боронят уж… Вот… мало играть-то приходилось…