Света запричитала. С трудом я ее уговорила, не дергать врача понапрасну. В итоге она осталась на ногах, из-за чего говорить было неловко. Я будто мучила ее, заставляя стоять. Подруга была смертельно бледной. Возможно, из-за запаха жареной человечины. Мне тоже это не нравилось, но так как воняло от меня, пришлось смириться. Свете необязательно страдать. Я стала ее сплавлять. Уж очень вид у нее плохой.
Глаза будто впали, так казалось из-за синяков. Губы бесцветные. Грязные волосы собраны в неопрятный хвост. Это совсем уж необычно. Последнее не вписывалось в теорию, что Свету напугали мои ожоги.
– У тебя все хорошо? – спросила я.
– Моя подруга лежит в больнице с обугленными ногами, – ехидничала Света.
– Не обугленные они, – возразила я не шибко активно. – Скорее мясистые.
По правде говоря, я слабо представляла, что там под бинтами. Ноги не отрезали и хорошо. Но радовалась не так чтобы сильно, ведь я их чувствовала. Это одновременно вызывало счастье и муку.
– Тогда уж мясные, – возразила Света.
Я кивнула. Подруга еще немного потопталась у койки и отбыла. Как-то плохо у нас складывалось общение в последнее время. Я вздыхала и с тревогой смотрела в окно. Темнело. Нехорошо. Жаль, что ночь наступала каждый день. А сегодня я особенно переживала и то и дело поглядывала на бинты.
Стоит ли предупредить врача, что я во сне делаю странные вещи? Или мать предупредила всех? Или я зря загонялась? Как я вообще умудрилась сжечь ноги?! Я то злилась, то паниковала. Из-за полученных ран я не сделала записи после пробуждения и не могла узнать, что снилось. Надеюсь, не акт самосожжения.
Я бодрствовала сколько могла. Но усталость давила. Раны не только трепали нервы, вызывая трудности и боль, но и тянули силы. Казалось, вся жизненная энергия тратится на заживление. Поэтому спать захотелось в девять вечера, но на силе воли я дотянула до двенадцати, а потом уснула без задних ног.
Удивительно стало то, как я проснулась утром. Совершенно нормально. Никаких снов. Не было кошмаров. Я не помнила ровным счетом ничего, даже в момент пробуждения. Нечего было записать в заметки. Пустота. И это после «жаркой» ночи, где я подпалила конечности. Настораживало.
Эти мысли помешали сосредоточиться на завтраке, по итогу я не поела нормально. Пожалеть об этом не успела. Пришел Сергей. Я удивленно пялилась на него, не потому что ожидала увидеть мать, а потому что отчим притащил черное платье в прозрачном защитном чехле. Одежду, судя по действиям, не хотели мять.