Мой первый класс, класс для меня был первым не только в отношении сообщества, как общественной формации учеников, это было и первое помещение. Со стульями, партами, хотя это уже были не парты конструктивно, а просто столы. Это были первое помещение с запахами класса, влажной доски, свежей, местами не высохшей краски на полах, это написанные мелом на доске поздравления с первым днем знания, это первый урок, на котором, как я помню, мы рисовали. Я нарисовал луг, домик, солнце, и самолет в небе, на самолете, нарисовал пулеметы, я так всегда рисовал самолет, потому как видел подобное в кино про Великую Отечественную Войну. Наша первая учительница, спрашивая меня, что я нарисовал, поинтересовалась, а что это за штуки на крыльях, и как бы подталкивая меня к правильному ответу: «ведь это мирный самолет?» Как просто манипулировать детьми, подводя их подобным образом к тому, что они должны сказать, по мнению взрослого, используя определенные рычаги влияния, они простые, в общем-то, добрые, в них нет ничего такого, но подобным образом, действуя через мой страх быть неправильно понятым, моя первая учительница подвела меня под мою первую в моей жизни ложь. Я согласился с ней и сказал, что на крыльях – это антенны. Ну не были это антенны, я рисовал пулеметы, это были пулеметы. Чего я испугался в тот момент, почему я соврал. Я не сделал ничего плохого, моя ложь никому не навредила, наоборот, казалось бы, должно стать лучше, ведь мирное небо, мирный самолет, с антеннами, но я рисовал пулеметы, почему я вот так вот взял и вспомнил этот момент, зачем я его вспомнил, и почему сейчас мне за него стыдно. Моя первая учительница, добрейшей души человек, вынудила меня испугаться и солгать. Чего я испугался и почему я солгал, да ну и что, что на крыльях у самолета пулеметы, что в мирное время военные самолеты не летают, да еще как летают, и не только с пулеметами, а с таким страшным оружием, осознать которое детский ум не в состоянии. Так вот, если разобраться, да у нас мир только потому, что эти самые самолеты способны летать. Однако, я соврал. Мне не то, что, вот, стыдно за этот поступок, он был не один десяток лет назад, да я вообще о нем вспомнил недавно, когда готовил этот монолог, но мне все равно стало неприятно. Знаете, такая вот, какая-то, прям вязкая субстанция по спине. Это было давно, я забыл про это, да никто из моих друзей про это не помнит и не знает, одноклассников я вижу раз в пятилетку, да и из них никто об этом, никогда не сможет вспомнить, никто меня, никогда, в этой лжи не упрекнет, но мне противно. Позже я врал еще больше, ложь моя становилась изощрённее, она порождала другую ложь, но все это последующее вранье, особенно-то и не вспоминал, а вот первую вспомнил отчетливо, и противно.