И конечно, соврал, не моргнув глазом, а ещё скрыл псевдоним: «Паша по кличке зелёный Халк», как его знали во всех криминальных и полукриминальных кругах. Павел Крахоборов был из не спившихся боксёров и полагал, что нашёл своё место на ниве розыска людей, чем очень гордился, ибо «Лучше бегать хоть за кем-нибудь, чем преждевременно лежать на кладбище», – часто думал он перед тем, как уснуть в родной, тёплой постели в обнимку с Акулиной Ильиничной, своей любимой и неповторимой женой, которую в порыве раздражения называл акулой, людоедкой и Мантихорой.
– А вы знакомы с Мироном Прибавкиным? – не отступилась Галина Сорокопудская, как в прыжке с блоком, в котором была в высшей степени мастачка.
– Как же! – радостно воскликнул Павел Крахоборов и стал застёгиваться на все пуговицы. – Мы деловые партнёры! И плачу, и рыдаю! Он поставляет мне клиентов с сомнительной репутацией!
– Так уж «сомнительной»? – покраснела Галина Сорокопудская.
– Да, именно так! – басом подтвердил Павел Крахоборов, глядя на неё, как старый, добродушный пёс, который передёргивается всем телом от множества блох.
Широкая, дружеская улыбка бродила на его дюже простоватом лице. На самом деле, после травмы в боксе он был не так простоват, как казался, а умён, смекалист, но не по годам великодушен, словно понимал, что жизнь коротка и нет смысла портить её себе и окружающим.
– Ну я ему сделаю! – пообещала Галина Сорокопудская и мстительно сжала тонкие губы.
– Ах! – рассмеялся всё тем же природный штробасом Павел Крахоборов, – он всегда был большим шутником. И плачу, и рыдаю, – произнёс он нараспев, и видно было, что он поёт песни на рассвете, после секса с женой или когда лепит пельмени или попивая под них водочку.
И Галина Сорокопудская, которая не уважала, а даже небеспочвенно остерегалась крупных мужчин, осталась. В остальном Павел Крахоборов был точной копией Мирона Прибавкина, и даже нос был утячий, не говоря уже о школьном чубчике. Однако его непрезентабельная внешность компенсировалась внушительными габаритами.
– А зачем всё это? – Галина Сорокопудская обвели взглядом убогую обстановку.
Павел Крахоборов сделал таинственно-глуповатую физиономию и прошептал, смешно поводя раскосыми нанайскими глазками:
– Маскировка… – посмотрел долгим взглядом Конфуция. – Дом снесут… а я перееду в следующую «хрущевку», и так до бесконечности, чтобы налоговики не зверствовали. Придут, увидит меня нищим, сирым и босым, и оставят в покое.