– Чтобы найти новый балкон. Или спрыгнуть со старого.
Он фыркает. Встаёт, шаркая ногами. Уходит в комнату, оставляя дверь открытой. Холод вползает внутрь, как призрак.
Думаю: «Питер… Там лужи глубже. И дождь смывает не только грязь, но и лица».
Докурваю сигарету до фильтра. Пепел падает на рукав, оставляя серое пятно – ещё одна метка на карте безнадёги.
ГЛАВА V: ДОРОГА В ПИТЕР – ПОБЕГ ИЛИ ПЕТЛЯ?
– Поехали в Питер! Там всё изменится!
Думаю: «Питер… Город, где даже туман лжёт».
Покупаем билеты на поезд. Плацкарт пахнет столетием пота. Саня орёт:
– Это как «Ориент-экспресс», только с вонищей!
Прячемся от него в туалете, жуём доширак. Саня ломится в дверь:
– Братья! Тут вайфай есть?
Думаю: «Он как радио. Даже на частоте помех вещает»
Вокзал. Мрамор, дождь, тени пассажиров – как призраки в метро. Саня кричит:
– Всё! Здесь начнётся новая жизнь!
Думаю: «Новая жизнь? Мы даже старую не потушили».
Идём к ларьку. Мужик в фартуке суёт нам бутерброды с «ветчиной», похожей на кожу старьёвщика.
– Тридцать рублей, – говорит он.
Думаю: «Сколько стоит конец света? Дешевле».
Саня плюёт в лужу:
– Это дерьмо!
– Нет, – усмехаюсь. – Дерьмо полезнее.
Бабавоз молча жуёт. Саня поднимает выброшенный бутерброд:
– Всё равно вкусно.
Мы смеёмся. Даже Бабавоз. Потому что плакать нечем.
ЭПИЛОГ: НЕВСКИЙ ПРОСПЕКТ И ПРИЗРАКИ
Бредём по мокрому асфальту. Саня орёт:
– Смотри! Это же Дворцовый мост!
– Нет, – говорю я. – Это мост в никуда.
Бабавоз закуривает. Саня поёт «Катюшу». Дождь смывает всё, кроме одного вопроса:
«А что, если мечта – это просто долгий отходняк от реальности?»
КОНЕЦ? НЕТ. ЭТО ПРОСТО ПАУЗА МЕЖДУ КАТАРСИСАМИ.
«Призраки на Херсонской: Дневник беглеца из подполья»
Найдено в разорванном блокноте под скамейкой у Сенной площади. Страницы пропитаны запахом дешёвого виски и отчаяния. Возможно, художественный вымысел. Или нет.
Пролог: Последний шанс перед пропастью
Петербург – город, где даже воздух лжёт. Он обещает величие куполов Исаакия, а давит смогом сгоревших надежд. Я, Андрей, к этому моменту уже забыл, зачем сюда приехал. Сочи? Пляж с грязным песком и туристами, похожими на варёных раков? Да и хуй с ним. Здесь, в подвалах и парадных, я искал не работу – способ забыть, что жизнь давно превратилась в дурной анекдот. Бабавоз, мой друг-алкоголик с лицом разбитого кирпича, утверждал, что «здесь можно слиться с серостью и стать невидимкой». Саня Врун, как всегда, врал: «Мой прадед строил этот город! Он замурован в стену Петропавловки!» Мы верили ему ровно настолько, насколько нужно, чтобы не сойти с ума сразу.