Но мечта осталась мечтой. В 2015 году американская морская пехота вынесла приговор: BigDog и его наследники не годятся. Бензиновая версия гудела так громко, что демаскировала позиции бойцов, её рёв был слышан за километры – не помощник, а предатель. Электрическая версия, Spot, была тише, но слабей: всего 18 килограммов груза вместо обещанных сотен. Обе модели ломались, требовали сложного ремонта в полевых условиях, стоили миллионы – 42 миллиона долларов ушло на создание двух прототипов, и это лишь начало. Заратустра смотрит на эту рухнувшую надежду и видит не мост, а обломок: технология, что должна была возвысить, стала обузой, ненадёжной игрушкой, чья цена не оправдала даже тени пользы.
А потом появился осёл. Не робот, не чудо инженерии, а обычный осёл – тот самый, что тысячи лет таскал мешки через горы и пустыни. Он мог нести до 100% своего веса (300–400 килограммов), а 50–70% – его привычная ноша. Он не ломался на камнях, не требовал запчастей, не гудел, выдавая врагу свои шаги. Его содержание стоило гроши: немного сена, воды, ухода. И вот, в мире, где BigDog танцевал на экранах, осёл молча победил – не в зрелищности, а в деле. Технология, что должна была стать новым горизонтом, уступила животному, чья простота оказалась сильнее всей мощи Boston Dynamics.
BigDog – это не просто провал проекта, это метафора нищепанка. Заратустра видит в нём символ эпохи, где технологии существуют, но не работают на человека. Они блестят, они гудят, они собирают лайки, но их суть – иллюзия. BigDog был создан не для солдат, а для просмотров, не для жизни, а для шоу. Его шум заглушил его пользу, его цена съела его смысл. Осёл, напротив, – воплощение реальности, что не нуждается в симулякрах: он есть, он делает, он несёт. В мире ветряков, что крутятся ради вида, и угольных ТЭС, что дымят ради выживания, BigDog стал лишним – слишком сложным, слишком дорогим, слишком далёким от нужд человека.
Нищепанк – это не отсутствие технологий, а их отрыв от подлинности. Хайдеггер говорил, что техника должна раскрывать бытие, но здесь она его скрывает. BigDog не раскрыл миру новые пути – он стал ширмой, за которой человек остался с той же лопатой, с тем же ослом. Его провал – не случайность, а закономерность: в эпоху, где прогресс измеряется не делами, а картинкой, осёл дешевле робота, потому что он реален. Заратустра смотрит на эту сцену и чувствует горькую иронию: сверхчеловек не родился, киберпанк не наступил, а нищепанк выбрал не сталь, а шерсть, не будущее, а прошлое.