– Обещал ведь, – возразил я. – Стыдно потом будет. Да и, может, поправится ещё. Выйдет посмотрит, и что я ему скажу?
– Не поправится.
К сумеркам я закончил. Вынул лестницу, огородил яму цветным поясом от халата, прикрыл брезентом и поставил предупреждающее гнилое ведро. Зашёл к Деду Сашке. Он не спал. Смотрел в синее вечернее окно.
– Почти готово, – доложил я. – Земля уже влажная, но воды нет. Глубоко получилось. Завтра вычерпаю землю, которая обвалится за ночь, стены подровняю, накрою капитально чем-нибудь. Шифером, например. И финиш. Надеюсь, конечно, не пригодится. Будешь под помои использовать.
Старик благодарно прикрыл глаза.
– Держись, Дед, – сказал я на прощание.
Работница соцзащиты уходила со мной, обещая вернуться в полночь, чтобы дать обезболивающее. Она шепнула мне:
– Сыну сообщили, что умирает. Обещал приехать.
Сразу домой я не пошёл. У меня имелось задание: сбегать отцу за пивом. Он заблаговременно выдал сто рублей. Я пришёл в наш местный магазин «Ольга» и вдруг обнаружил, что карманы мои пусты. Злой, с проклятиями, я вернулся к яме и стал искать купюру, полагая, что выронил её где-то там. Моё ограждение – пояс от халата – уже оборвали какие-то хулиганы, а ведро отфутболили в кусты.
Не понимаю, как это произошло. Свесившись над ямой, я светил в неё телефоном, просматривая сантиметр за сантиметром, а потом оскользнулся и упал вниз головой. Сперва мне показалось, что позвоночник мой сломан. Робко пошевелившись, я выяснил, что цел и даже не сильно ушибся. Я взглянул на телефон – он не принимал сигнал, что неудивительно. Сигнал в посёлке всегда обещал желать лучшего (разговоры с чердака или холма за домом).
Хорошая получилась могила, метра три в глубину. Я попытался выбраться, упираясь в стенки могилы руками и ногами, но земля осыпа́лась. Сначала упал пару раз, расцарапав запястья, а потом устал, присел отдохнуть.
Кричать стеснялся. Ночной крик с кладбища – это страшно, а когда найдут – будет ещё и смешно. Вообще в подобных ситуациях (называю их «ловушка») я ощущаю невероятное спокойствие. Быстро млею и даже получаю удовольствие. Вот и теперь я наслаждался прохладой. Усевшись поудобнее, я о чём-то задумался и просидел так минут пять. Потом, однако, меня посетила неприятная мысль: самое близкое к смерти место. Даже так: я близко к смерти. И, наконец, самая страшная догадка: как и все, я когда-то умру. Мысль о моей личной, родной смерти вдруг сработала удушающим образом. Так жалко мне себя стало! А потом следом и всех, кто меня любит. Жил, жил и умру! Весь я умру, до последнего ноготочка. Как-то раньше удавалось уворачиваться от этой мысли, а теперь она ласкала мои щёки тёплыми, солёными поцелуями.