Моему приезду он обрадовался. Угостил жареной картошкой с солёными огурцами и напоил чаем. Толик сразу деликатно откланялся, хотя они ещё долго и весело обсуждали что-то, размахивая сигаретами у калитки. Помешал я мужикам отлично вечер провести.
Пару дней я провёл со старыми приятелями. Мы пили пиво на стадионе, вспоминали былое и вообще притворялись прежними. Бесполезно, кстати говоря.
Пейзаж посёлка волновал меня. Я гулял по знакомым дорожкам и будто видел себя впервые со стороны. Вон я иду вдоль железной дороги, повесив голову и размахивая руками. Потею.
Вечерами я пытался писать стихи, но утопал в ненужных деталях, крал чужие заготовки. Так не годилось. Поэтический голос отчего-то охрип. От пива и свежего воздуха, видимо.
И вот время замедлилось. Наступила тоска. Отец героически ограничивал алкогольную дозу. Рылся в огороде или мастерил (мечта!) летний душ. Я помогал, но душ – сооружение простое. Да и командой мы быть разучились. Чаще я просто сидел рядом и импровизировал на гитаре. Я совершенно бесталанный музыкант.
Через четыре дома, у самого края улицы Лесной жил Дед Сашка – Игорев отец. Молодым я его не помню – вечный старик. Но суровый, прямой, сильный, едкий.
Его молодая жена (мама Игоря) отличалась, говорят, какой-то невероятной красотой. Я не застал, к сожалению.
Ещё говорят, что Дед Сашка хорошо зарабатывал на местном спецхозе и, как это называется, «тащил в дом». Не считаю это воровством. Воровство – когда сильный забирает у слабого последнее (или предпоследнее?), а государство в восьмидесятые годы не ослабело. Да и тащил он какие-нибудь мастерки, эмалированные вёдра, ящик гвоздей, какое-нибудь, может, нелепое корыто. Вот и вся его приватизация. С этим и доживает.
Деда Сашку я помню надёжным и конкретным. Человек-гвоздодёр. Одинокая старость его ничем не обременяла. Он ходил в магазин, варил себе супы, разделывал куриц. Иногда, нарядившись, отправлялся в центр и покупал там туфли, брюки, рубашку, кепку. Всё плотное, надёжное, невыносимо жаркое для лета. Автономный человек.
Меня он узнал, поприветствовал, обсмеял мою причёску и предложил вишнёвого компота.
Я отказался, но он стал уговаривать:
– Сам закрывал. Кисленький!
– Нет, не хочу. Я воды дома напился.
– У твоего бати вода ржавая. Сейчас принесу.
– Обойдусь, – принялся настаивать я, но упрямый старик уже ушёл в свой невысокий домик, выкрашенный синей и белой краской.