в семье и, как следствие, скандалов, ссор, пьянства, мордобоя и измен своим «благоверным». Так вот, у меня возникало желание оприходовать её по-взрослому, но, так как Петя был мой приятель и мы в своё время выпили не один литр водки, это желание так и оставалось в виртуальной плоскости, тем более что, как я сообщил в самом начале повести, жёны друзей и приятелей были для меня табу по нравственно-этическим причинам, особенно если это был хороший друг. Но, как выяснилось впоследствии, таких друзей не оказалось при детальном рассмотрении. (Другое дело если дама незнакомая, из другого города и вполне употребительна – стройная, с гладкой кожей, не очень страшной мордой, хотя и это не проблема после стакана водки, и не говорит при общении слишком много умных слов, – тогда варианты вполне решаемы.) А когда она начала деградировать – спиваться, то и мысли, чтобы её употребить, как-то незаметно испарились из головы, а тем более сейчас, глядя на её непрезентабельный вид.
– Привет. – Я неуверенно шагнул в маленькую прихожую с треснувшим овальным зеркалом на стене, выкрашенную масляной краской под кирпичную кладку и завешанную одеждой. Я уже начал жалеть, что зашёл проведать несчастную в семейной жизни даму, когда увидел, в каком состоянии эта дама находится.
– Проходи, Виталик, – засуетилась она, как обычно суетятся люди, находящиеся под жёстким алкогольным прессингом – жалко и отталкивающе, сразу вызывая брезгливое чувство к ним, как к грязному пьяному бомжу, сидящему у дверей магазина и сшибающему мелочь на алкоголь. Дохнула на меня перегаром и запахнула вырез халата – фи, больно мне интересно смотреть на её немолодую, отвисшую, с тёмно-фиолетовыми сосками эту самую, – поймав мой недоумённый взгляд.
– Чего это у тебя, Том, под глазом? – спросил я, увидев у неё синяки, явно имеющие происхождение не как последствия неумеренных возлияний, раздумывая, снимать куртку и ботинки или сразу уйти под каким-нибудь предлогом.
– А то ты не знаешь чего… – сделала она попытку улыбнуться. – Петя вчера пьяный приходил… – и начала осторожно, словно проверяя, на месте он или нет, трогать под левым глазом смачный фиолетовый, как её халат, синяк.
– Ну, и?..
– Стал умолять меня опять жить с ним, когда я, увидев в глазок, не стала открывать. Говорил, что любит, жить без меня не может! Что больше никогда так не будет поступать.